Из коммунизма сделали жупел
Если бы не перегибы, лагеря и «тройки» трибуналов, которые дискредитировали идею построения социализма и коммунизма, западным странам не за что было бы зацепиться, чтобы сделать из коммунистов жупел, не смогли бы превратить само слово во что-то постыдное и ужасное.
Им нечего было бы предъявить и нечем было бы крыть в противовес тем условиям, которые жёстко формировало советское государство для граждан — коллективизм в противовес индивидуализму, грандиозные промышленные проекты в противовес мелкособственническим, безвозмездное внимание к жизни и здоровью любого гражданина в противовес абсолютному наплевательству на человека без средств при капитализме. Отпуска, отпуска по уходу за ребёнком, оздоровление, жильё, пенсии и многое другое (даже банальное централизованное отопление в наших домах) — всё это у нас не от капитализма, а от социализма осталось, мы к этому привыкли, мы будем очень недовольны, если это у нас отнять.
Но, подчёркиваю, это нам досталось от социализма, а не от капитализма.
Принцип капитализма — в полузвериной конкурентной борьбе, в индивидуализме, в полном наплевательстве на отдельного человека, в своекорыстии даже в мелочах, в диктате корпораций, стремящихся подмять под себя и под свои интересы не только экономику, но и СМИ, политику, все стороны жизни человека, чтобы манипулировать и оболванивать, и только ради одной цели — ещё большей прибыли.
Идея коммунизма — взять силой за шкирку упирающегося буржуа, косного обывателя на перинах и втащить их в иное общество, где учёба, разносторонние интересы, физическая активность, труд, мораль, общение и коллектив — это основа.
Тех кто, не хотел всего этого, надо было заставить.
Тех, кто интересовался, надо было заинтересовать и увлечь ещё больше.
Тех, кто стремился, но в силу сословных и иных предрассудков не смел — взять за руку и показать дорогу.
В этом была концепция. И она же оказалась утопией, разбившейся о человеческую природу. Слишком мало времени оказалось на воспитание нового общества. И слишком много ошибок совершено.
Через 70 лет новое поколение вдруг возжаждало новой «свободы» и новой реальности — шмоток, вещей, жратвы, болтовни, лени. И вся конструкция общества, которое могло бы развиться по лекалам фантастически-утопичных книг Беляева, упрямо повернуло на проторенную дорожку капиталистических отношений.
Запад в этом смысле был вооружён историями о ГУЛАГЕ и «тройках» и долбал на чувство стыда и ужаса, превратив коммунизм и коммунистов в жупел, в ужасающий образ «поработителей», «диктата» и «культа личности». Сами «поздние» коммунисты только помогли в этом Западу. Увы.
Источник: https://cont.ws/post/607714
История слов, Жупел — читать, скачать
ЖУПЕЛ
Многие старославянизмы в истории русского языка подверглись коренному семантическому преобразованию. Условия и процессы, приводившие к ломке их смысловой структуры, очень разнообразны. Иногда здесь играла большую роль личная инициатива.
Характерна история значений слова жупел в русском литературном языке. Слово жупел унаследовано русским литературным языком из языка старославянского. Этимология этого слова не очень ясна. Жупел выводят обычно из лат. sulfur. Акад. А. И.
Соболевский предлагает связать жупел с каким-нибудь романским потомком лат. sulfur. Уленбек пытается установить связь слова жупел с готск. swibls (Uhlenbeck, Arch. für slav. Ph., 15, с. 492). А. С.
Преображенский тоже готов видеть в этом слове старое заимствование из германского, но отмечает фонетические затруднения, связанные с такой этимологией (Преображенский, 1, с. 238).
Слово жупел обозначало горящую серу или смолу. Это слово было живым в языке древнерусской письменности. Оно отмечено в языке древнейших русских памятников церковного содержания. Например, в XI в.: «Да не огньмь и жюпелъмъ потоплени б«демь (Гр. Наз.)» (Срезневский, 1, с. 884).
Однако, едва ли это слово было очень распространенным и широко известным. В XV в. слово жупел, как непонятное, иностранное, «неудобь познаваемое» внесено в новгородский глоссарий и затем неизменно объясняется в азбуковниках XVI – XVII вв. (Сахаров, т. 2, кн. 5, с. 122, 158).
В Словаре Памвы Берынды слово жупел также подвергается объяснению: «сера». Непонятность слова жупел для широких масс сказывается в таком словоупотреблении конца XVII – начала XVIII в.: «… и скоро от серы, и от смолы, и от жупелу загорашася…» (Сиповский 1905, с.
236).
Все же в «Лексиконе треязычном» (1704) Ф. Поликарпова приведена такая группа слов:
Жупел – θεĩον, θεάφιον, sulphure.
Жупелистый– θειωτός, sulphuratus.
Жупельное мѣсто – θεωτόπος, sulphuraria.
Жупельный– θευώδης, sulphurens.
В высоком слоге русского литературного языкаXVII в. слово жупел также не было редкостным. Оно, например, встречается не раз у Державина:
От вихрей, с жуплом преходящих,
И все огнем ядущих волн
Не удалится проч, – и завсегда,
Как твердый Тавр, душа его тверда.
(Победителю)
Ср.:
Как жупел он Вулканов вверх
Горящими струит реками…
(Первая песнь Пиндара Пифическая)
Столбом дым, жупел в воздух вьется,
Пожар, как рдяны волны, льется…
(Фонарь)
Но твой же может бросить тул
И жуплов тьмы на князя ада.
(Гром)
У В. В. Капниста в «Видении плачущего над Москвою россиянина, 1812 г. окт. 28 дня»:
Могилы жупела и пепла кажут там
Обитель иноков и их смиренный храм.
В стихотворном языке первых двух десятилетийXIX в. слово жупел также довольно употребительно. Например, у И. М. Долгорукова в стихотворении «Судьбе»:
За гробом нет судьбы, нет случаев премены;
Там истина, там Бог, там жупел, или рай.
У Батюшкова в стихотворении «Мои пенаты»– для обозначения дыма от пороха:
Двуструнной балалайкой
Походы прозвени
Про витязя с нагайкой,
Что в жупел и в огни
Летал перед полками
Однако Пушкин не пользовался этим словом. К30–40-ым годам XIX в. оно постепенно отходит в архивный фонд русской литературной лексики, хотя и применяется иногда в стиле архаической лирики и бытового сказа (чаще с церковной окраской).
Например, у Н. М. Языкова («Отрок Вячко»):
И с той горой бывает
Трясение– и молнию и жупел
Она бросает из себя.
У В. Ф. Одоевского в повести «Эльса»: «Ведь, прохожие дым-то видят, и дым-то у вас не православный – серой да жупелом пахнет по всей улице».
В академическом словаре 1847 г. слово жупел признается устарелым, профессионально-культовым, церковным. На нем ощутителен отпечаток церковности, старинного культа (ср. употребление его у Мельникова-Печерского в романе «В лесах»). Слово жупел лишь в 60–70-х гг. XIX в. возрождается с новым значением. Своим возрождением оно обязано великому драматургу А. Н.
Островскому. Купчихе Настасье Панкратьевне из комедии «Тяжелые дни» это слово представлялось страшным, пугающим. Значения его она не понимала, но общая экспрессивная окраска звуков жупел, церковный ореол, окружающий это слово, заставляли купчиху трястись от страха. В комедии А. Н. Островского находится такой диалог о словах между Мудровым и Настасьей Панкратьевной (д.
2, явл. 2):
Настасья Панкратьевна: …Вот я еще мудреных слов боюсь.
Мудров: Да, есть слова, есть-с. В них, сударыня, таинственный смысл сокрыт, и сокрыт так глубоко, что слабому уму-с…
Настасья Панкратьевна: Вот этих слов я, должно быть, и боюсь. Бог его знает, чтó оно значит, а слушать-то страшно.
Мудров: Вот, например-с…
Настасья Панкратьевна: Ох, уж не говорите лучше! право, я всегда себя после как-то нехорошо чувствую.
Наталья Никаноровна: Нет, что ж, пускай говорит; интересно послушать.
Настасья Панкратьевна: Разве уж одно словечко какое, а то, право, страшно.
Мудров: Вот, например, металл! Что-с? Каково слово! Сколько в нем смыслов! Говорят: «презренный металл!» Это одно значит; потом говорят: «металл звенящий. – Глагол времен, металла звон». Это значит, сударыня, каждая секунда приближает нас ко гробу. И колокол тоже металл. А то есть еще благородные металлы…
Настасья Панкратьевна: Ну, будет, батюшка, будет. Не тревожьте меня! Разуму у меня немного, сообразить я ваших слов не могу; мне целый день и будет представляться.
Мудров: Вот тоже я недавно в одном сочинении читал, хотя и светского писателя, но достойного уважения. Обаче, говорит…
Настасья Панкратьевна: Оставьте, я вас прошу. Уж я такая робкая, право, ни на что не похоже. Вот тоже, как услышу я слово: ”жупел“, так руки-ноги и затрясутся.
Мудров: Да, есть словечки, есть-с. Вот тоже…
Настасья Панкратьевна: Батюшка, оставьте! Убедительно я вас прошу… Что ж теперь заживо-то такие страсти слушать. (Островский 1904–1909, 3, с. 420–421).
Под влиянием этой комедии слово жупел стало употребляться как иронический символ грозного пугала. Ср. у Достоевского в «Братьях Карамазовых»: «Будем… не бояться иных слов и идей, подобно московским купчихам, боящимся ”металла“ и ”жупела“».
Силу экспрессивного внушения, свойственную «мудрым словам», отмечал и И. А. Гончаров в своих очерках «Слуги старого века».
Один из этих старых слуг, Валентин, увлекавшийся чтением стихов Жуковского, здесь изображен как принципиальный защитник заумно-экспрессивной стиховой речи: «Если все понимать – так и читать не нужно: что тут занятного! – отозвался он.
– Иные слова понимаешь – и то слава богу! Вон тут написано ”радости“, ”страданье“ – это понятно. А вот какие-то ”пролетные пленители“ еще ”на часть нас обрекли“ – поди-ка пойми кто!».
Ср. у Чехова в «Скучной истории»: «Мне обидно, что обвинения (молодежи. – В. В.) огульны и строятся на таких давно избитых общих местах, таких жупелах, как измельчание, отсутствие идеалов или ссылка на прекрасное прошлое».
Статья публикуется впервые по сохранившейся в архиве старой машинописной копии (на 6 страницах) с авторской правкой.
Сохранилась также краткая рукописная заметка (очевидно, это первоначальный вариант статьи о слове жупел), объединенная с заметкой о слове двурушничество под общим заголовком «О жизни слов» (рукопись на 2-х листках ветхой оберточной бумаги; написано, по-видимому, в тобольский период).
Текст заметок о словах двурушничество и жупел предваряется кратким введением. Ниже приводится полностью текст этого введения и заметка о слове жупел: «Русский язык и русская литература – это лучшее достояние и высшее достижение русского народа. История русского языка и история русской литературы связаны между собою неразрывно.
Это – две стороны одного и того же исторического процесса развития русской культуры, русского народного творчества. Вот почему изучение русской литературы немыслимо без параллельного углубленного изучения русского языка.
Нельзя понять литературное произведение, не зная языка соответствующей эпохи! Особенно много недоразумений бывает при недостаточном знакомстве с историей слов и их значений. История слов чрезвычайно наглядно показывает, как тесно связан язык с явлениями окружающей жизни и как органична связь истории языка с историей общественной мысли и историей искусства.
Недаром Пушкин заметил: ”Изучайте значение слов (говорил Декарт) и вы избавите свет от половины его заблуждений“. Вот несколько иллюстраций из истории слов… Слово жупел в языке русской публицистики со второй половины XIX в. стало употребляться в значении «пугало, то, что внушает отвращение и ужас».
Например, и теперь можно прочитать в газетах фразу вроде следующей: ”Социализм является жупелом для западноевропейской буржуазии“. По своему происхождению слово жупел – старославянское. Оно раньше обозначало: «горящая сера или смола». В этом значении оно и употреблялось русскими писателями до конца XVIII в., а потом вышло из употребления, сохранившись лишь в церковном, культовом языке. Оно стало непонятным, а купчихе из комедии Островского ”Тяжелые дни“ показалось прямо страшным. В этой комедии изображена беседа Мудрова и Настасьи Панкратьевны о мудреных словах». Далее следует диалог, приводимый выше.
Слово жупел В. В. Виноградов упоминает также в других работах. Он пишет: «Для характеристики взаимоотношений между церковнославянским типом и народно-литературным, а также русской письменно-деловой и разговорно-бытовой речью очень ценны такие факты, как помещение в новгородском словаре XIII в.
(по списку Московской Синодальной кормчей 1282 г.) таких квалифицированных как ”неразумные на разум“ слов и выражений: ад «тьма», бисер «камень честонъ», зело «вельми», исполинъ «сильный», ковъ «медь», рог «сила», хам «дързъ» и т. п.; или в новгородском словаре XV в. (по списку новг.
1431 г.): великодушен, доблесть, душевный блуд «ересь» и «нечьстие», жупел «сера»… и др. под.» (Основные проблемы изучения образования и развития древнерус. литературного яз. // Виноградов. Избр. тр.: История рус. лит. яз., с. 127). «В русском литературно-книжном языке XVI – XVII вв.
некоторые разряды славянизмов носили на себе отпечаток торжественной, несколько старинной экспрессии. Азбуковники рассматривали их среди ученых и малопонятных для широкого круга читателей иностранных слов. Таковы, напр.
, были: достояние («наследие, обладание отцовым имением»), зодчий («здатель, делатель храминам»), жупел, изваянный…и т. п.» (там же, с. 131). – М. Л.
Источник: https://azbyka.ru/otechnik/Spravochniki/istorija-slov/54
Психологические жупелы
2013-12-01 01:44:00
«Не судите, да не судимы будете» – верный путь к человеческому равнодушию. Приказ свыше для лишенных сердца. Обещание собственного покоя и душевного равновесия на фоне творящихся беззакония, насилия, смерти. Колыбельная для совести.
Ибо так устроен грешный человек, что для того, чтобы беззаконие, насилие или смерть хотя бы заметить – нужна пара глаз и зрительный сигнал, поступающий в мозг.
А для того, чтобы решить пошевелить мизинцем против беззакония, насилия и смерти – нужно для начала расшевелить «глупое и лживое» человеческое сердце. Этому далекому от совершенства органу нужна эмоциональная встряска, толчок, стимул.
Необходимо возмущение и несогласие с имеющимся несправедливым порядком, бунт и восстание против беззакония, насилия, смерти. Игорь Ткачев
© Shkolazhizni.ru
Недавно вновь столкнулась с интересным феноменом — некоторые люди отказываются от того, чтобы судить.
У глагола «судить» в русском языке несколько оттенков значения. Например здесь или здесь первым «составлять мнение, суждение о ком-либо, чём-либо; делать заключение, вывод относительно чего-либо». Второй вариант — это обсуждать. Третий — уже сложнее — оценивать в принципе, или по степени соответствия правилам, или виновности. И предопределять.
И почему-то люди часто помнят о третьем, бояться четвертого. Но совершенно забывают о первых двух смыслах.
Мнение — это точка зрения, которой кто-либо придерживается, содержание которой может быть, а может и не быть проверяемым
Суждение — форма мышления, в которой что-либо утверждается или отрицается о предмете, его свойствах или отношениях между предметами. Виды суждений и отношения между ними изучаются в философской логике.
Модальные понятия, или модальности — понятия, выражающие контекстную рамку суждения: время суждения, место суждения, знание о суждении, отношение говорящего к суждению.
В зависимости от модальности выделяются следующие основные виды суждений:
Суждения возможности — «S, вероятно, есть Р» (возможность). Пример: «Возможно падение метеорита на Землю».
Ассерторические — «S есть P» (действительность). Пример: «Киев стоит на Днепре».
Аподиктические — «S необходимо должно быть P» (необходимость). Пример: «Две прямые линии не могут замыкать пространства».
Иными словами некоторые люди добровольно отказываются думать. В такой ситуации легко потерять контекстную рамку суждений, границу между возможностью, действительностью, необходимостью.
Почему так происходит? Зачем люди редуцируют для себя «судить» до «осуждать», а потом отказываются от этого, уводя суд в тень. Мне кажется, есть несколько направлений для размышлений над этим феноменом.
Например, внутриличностный. Когда человек живет в непринятии какой-то ипостаси себя, в самоосуждении, когда все время ищет любви и поддержки во вне и ему очень сложно принимать действительность, необходимость и вероятность, согласно которым он может быть отвергнутым, преданным и т.п. снаружи, что усилит внутреннее отвержение себя. Но отказ от суда и суждений о других и приводит к тому, что кто-нибудь из других рано или поздно столкнет индивидуума с реальностью в ее суровом ключе — круг замкнется.
Особенно это заметно бывает у людей помогающих профессий — психологов-психотерапевтов-психиатров-врачей, потерявших реальность и искренне считающих и проповедующих, что они «безусловно принимают» клиента/пациента, и вообще не только клиентов, а всех людей, всегда и везде, по жизни — этакие всемилостивые боги.
Или уровень религиозного мышления индивидуума, поддерживаемый с внешней помощью религиозных догм, согласно которым «не судите, и не будете судимы. Ибо каким судом судите, таким будете судимы; и какою мерою мерите, такою и вам будут мерить»(Матф., 7, 1-2) Религия очень умело спасает от реальности, но увы, поддерживает инфантильность. А для некоторых людей это может быть и вовсе банальная индульгенция по принципу круговой поруки — я о вас не сужу, но и вы обо мне. Этакий отказ от ответственности.
Думаю, есть еще немало вариантов
Забавное видео еще об одной психологическом жупеле — «принимай таким как есть»
Источник: https://psychotropinka.blogspot.ru/2017/04/blog-post_190.html
Националистический жупел «ассимиляторства»
Вопрос об ассимиляторстве* , т. е. об утрате национальных особенностей, о переходе в другую нацию, позволяет наглядно представить последствия националистических шатаний бундовцев и их единомышленников.
Г-н Либман, верно передавая и повторяя обычные доводы, вернее, приемы бундовцев, назвал требование единства и слияния рабочих всех национальностей данного государства в единых рабочих организациях
_______
* Буквально — уподоблении, отождествлении.
124 В. И. ЛЕНИН
(см. выше конец статьи из «Северной Правды»). — «старой ассимиляторской россказней».
«Следовательно, — говорит по поводу заключения статьи в «Северной Правде» г. Ф. Либман, — на вопрос, к какой национальности вы принадлежите? рабочий должен отвечать: я социал-демократ».
Это наш бундовец считает верхом остроумия. На самом деле он разоблачает себя окончательно такими остротами и криком об «ассимиляторстве», направленными против последовательно-демократического и марксистского лозунга.
Развивающийся капитализм знает две исторические тенденции в национальном вопросе.
Первая: пробуждение национальной жизни и национальных движений, борьба против всякого национального гнета, создание национальных государств.
Вторая: развитие и учащение всяческих сношений между нациями, ломка национальных перегородок, создание интернационального единства капитала, экономической жизни вообще, политики, науки и т. д.
Обе тенденции суть мировой закон капитализма. Первая преобладает в начале его развития, вторая характеризует зрелый и идущий к своему превращению в социалистическое общество капитализм.
С обеими тенденциями считается национальная программа марксистов, отстаивая, во-первых, равноправие наций и языков, недопустимость каких бы то ни было привилегий в этом отношении (а также право наций на самоопределение, о чем ниже особо), а во-вторых, принцип интернационализма и непримиримой борьбы против заражения пролетариата буржуазным национализмом, хотя бы и самым утонченным.
Спрашивается, о чем же идет речь у нашего бундовца, когда он вопиет к небу против «ассимиляторства»? О насилиях против наций, о привилегиях одной из наций он не мог здесь говорить, ибо тут не подходит вообще слово «ассимиляторство»; — ибо все марксисты, и порознь и как официальное единое целое, вполне определенно и недвусмысленно осудили самомалейшее национальное насилие, угнетение, неравноправие; —
КРИТИЧЕСКИЕ ЗАМЕТКИ ПО НАЦИОНАЛЬНОМУ ВОПРОСУ 125
ибо, наконец, и в статье «Северной Правды», на которую обрушился бундовец, эта общемарксистская мысль выражена с безусловной решительностью.
Нет. Тут невозможны увертки. Г-н Либман осуждал «ассимиляторство», понимая под этим не насилия, не неравноправие, не привилегии, Остается ли что-нибудь реальное в понятии ассимиляторства за вычетом всякого насилия и всякого неравноправия? Безусловно, да.
Остается та всемирно-историческая тенденция капитализма к ломке национальных перегородок, к стиранию национальных различий, к ассимилированию наций, которая с каждым десятилетием проявляется все могущественнее, которая составляет один из величайших двигателей, превращающих капитализм в социализм.
Тот не марксист, тот даже не демократ, кто не признает и не отстаивает равноправия наций и языков, не борется со всяким национальным гнетом или неравноправием. Это несомненно.
Но так же несомненно, что тот якобы марксист, который на чем свет стоит ругает марксиста иной нации за «ассимиляторство», на деле представляет из себя просто националистического мещанина. К этому малопочтенному разряду людей относятся все бундовцы и (как сейчас увидим) украинские национал-социалы вроде гг. Л.
Юр-кевича, Донцова и К0. Чтобы конкретно показать всю реакционность взглядов этих националистических мещан, приведем троякого рода данные.
Всего больше кричат против «ассимиляторства» российских ортодоксальных марксистов еврейские националисты в России вообще, бундовцы в том числе, в особенности.
Между тем, как видно из вышеприведенных данных, из I0 1/2 миллионов евреев во всем мире около половины живет в цивилизованном мире, в условиях наибольшего «ассимиляторства», тогда как только несчастные, забитые, бесправные, задавленные Пу-ришкевичами (русскими и польскими) евреи России и Галиции живут в условиях наименьшего «ассимиляторства», наибольшего обособления, вплоть до «черты оседлости»,
126 В. И. ЛЕНИН
«процентной нормы» и прочих пуришкевичевских прелестей.
Евреи в цивилизованном мире не нация, они всего больше ассимилировались, — говорят К. Каутский и О. Бауэр. Евреи в Галиции и в России не нация, они, к сожалению (и по вине не их, а Пуришкевичей), здесь еще каста. Таково бесспорное суждение людей, бесспорно знающих историю еврейства и учитывающих вышеприведенные факты.
О чем же говорят эти факты? О том, что против «ассимиляторства» могут кричать только еврейские реакционные мещане, желающие повернуть назад колесо истории, заставить ее идти не от порядков России и Галиции к порядкам Парижа и Нью-Йорка, а наоборот.
Против ассимиляторства никогда не кричали то всемирно-исторические прославленные лучшие люди еврейства, которые давали миру передовых вождей демократии и социализма. Против ассимиляторства кричат только благоговейные созерцатели еврейской «задней».
О том, в каких размерах идет вообще процесс ассимиляции наций при современных условиях передового капитализма, можно составить себе приблизительное представление, например, по данным об эмиграции в Соединенные Штаты Северной Америки. Европа отпустила туда за 10 лет, 1891—1900 гг., — 3,7 млн.
человек, а за девять лет, 1901—1909 гг., — 7,2 млн. человек. Перепись 1900 года насчитала в Соединенных Штатах свыше 10 млн. человек иностранцев. Штат Нью-Йорк, в котором было по той же переписи свыше 78 тыс. австрийцев, 136 тыс. англичан, 20 тыс. французов, 480 тыс. немцев, 37 тыс. венгерцев, 425 тыс.
ирландцев, 182 тыс. итальянцев, 70 тыс. поляков, 166 тыс. из России (большей частью евреи), 43 тыс. шведов и т. д., — походит на мельницу, перемалывающую национальные различия.
И то, что в крупных, интернациональных размерах происходит в Нью-Йорке, происходит также в каждом большом городе и фабричном поселке.
КРИТИЧЕСКИЕ ЗАМЕТКИ ПО НАЦИОНАЛЬНОМУ ВОПРОСУ 127
Кто не погряз в националистических предрассудках, тот не может не видеть в этом процессе ассимиляции наций капитализмом величайшего исторического прогресса, разрушения национальной заскорузлости различных медвежьих углов — особенно в отсталых странах вроде России.
Возьмите Россию и отношение великороссов к украинцам. Разумеется, всякий демократ, не говоря уже о марксисте, будет решительно бороться против неслыханного унижения украинцев и требовать полного равноправия их.
Но было бы прямой изменой социализму и глупенькой политикой даже с точки зрения буржуазных «национальных задач» украинцев — ослаблять существующую теперь, в пределах одного государства, связь и союз украинского и великорусского пролетариата.
Г-н Лев Юркевич, называющий себя тоже «марксистом» (бедный Маркс!), дает образец этой глупенькой политики. В 1906 году, — пишет г. Юркевич, — Соколовский (Басок) и Лукашевич (Тучапский) утверждали, что украинский пролетариат совершенно обрусел и особая организация ему не нужна.
Не пытаясь привести ни единого факта по существу вопроса, г. Юркевич обрушивается за это на обоих, истерически вопя — совершенно в духе самого низкопробного, тупого и реакционного национализма — что это-де «национальная пассивность», «национальное отречение», что эти люди «раскололи (! !) украинских марксистов» и т. п.
У нас теперь, несмотря на «подъем национального украинского сознания среди рабочих», меньшинство рабочих «национально сознательно», а большинство, — уверяет г. Юркевич, — «находится еще под влиянием российской культуры».
И наше дело, — восклицает националистический мещанин, — «не идти за массами, а вести их за собой, выяснять им национальные задачи (национальну справу)» («Дзвiн», с. 89).
Все это рассуждение г. Юркевича — целиком буржуазно-националистическое. Но даже с точки зрения буржуазных националистов, из которых одни хотят полного равноправия и автономии Украины, а другие —
128 В. И. ЛЕНИН
независимого украинского государства, это рассуждение не выдерживает критики. Противником освободительных стремлений украинцев является класс помещиков великорусских и польских, затем буржуазия тех же двух наций.
Какая общественная сила способна к отпору этим классам? Первое десятилетие XX века дало фактический ответ: эта сила исключительно рабочий класс, ведущий за собой демократическое крестьянство. Стремясь разделить и тем ослабить действительно демократическую силу, при победе которой было бы невозможно национальное насилие, г.
Юркевич изменяет интересам не только демократии вообще, но и своей родины, Украины. При едином действии пролетариев великорусских и украинских свободная Украина возможна, без такого единства о ней не может быть и речи.
Но марксисты не ограничиваются буржуазно-национальной точкой зрения. Уже несколько десятилетий вполне определился процесс более быстрого экономического развития юга, т. е. Украины, привлекающей из Великороссии десятки и сотни тысяч крестьян и рабочих в капиталистические экономии, на рудники, в города.
Факт «ассимиляции» — в этих пределах — великорусского и украинского пролетариата несомненен. И этот факт безусловно прогрессивен. Капитализм ставит на место тупого, заскорузлого, оседлого и медвежьи-дикого мужика великоросса или украинца подвижного пролетария, условия жизни которого ломают специфически национальную узость как великорусскую, так и украинскую.
Допустим, что между Великороссией и Украиной станет со временем государственная граница, — ив этом случае историческая прогрессивность «ассимиляции» великорусских и украинских рабочих будет несомненна, как прогрессивно перемалывание наций в Америке.
Чем свободнее станет Украина и Великорос-сия, тем шире и быстрее будет развитие капитализма, который тогда еще сильнее будет привлекать рабочих всех наций из всех областей государства и из всех соседних государств (если бы Россия оказалась соседним государством по отно-
КРИТИЧЕСКИЕ ЗАМЕТКИ ПО НАЦИОНАЛЬНОМУ ВОПРОСУ 129
шению к Украине) рабочую массу в города, на рудники, на заводы.
Г-н Лев Юркевич поступает, как настоящий буржуа и притом близорукий, узкий, тупой буржуа, т. е. как мещанин, когда он интересы общения, слияния, ассимиляции пролетариата двух наций отбрасывает прочь ради моментального успеха украинской национальной справы.
Национальная справа — сначала, пролетарская — потом, говорят буржуазные националисты и гг. Юркевичи, Донцовы и т. п. горе-марксисты за ними.
Пролетарская справа — прежде всего, говорим мы, ибо она обеспечивает не только длительные, коренные интересы труда и интересы человечества, но и интересы демократии, а без демократии немыслима ни автономная, ни независимая Украина.
Наконец, в необыкновенно богатом националистическими перлами рассуждении г. Юркевича надо отметить еще следующее. Меньшинство украинских рабочих — национально сознательно, говорит он, — «большинство находится еще под влиянием русской культуры» (бiлышiсть перебувае ще пiд впливом росiйськоi культури).
Когда речь идет о пролетариате, это противопоставление украинской культуры в целом великорусской культуре, тоже в целом, означает самое бесстыдное предательство интересов пролетариата в пользу буржуазного национализма.
Есть две нации в каждой современной нации — скажем мы всем национал-социалам. Есть две национальные культуры в каждой национальной культуре. Есть великорусская культура Пуришкевичей, Гучковых и Струве, — но есть также великорусская культура, характеризуемая именами Чернышевского и Плеханова.
Есть такие же две культуры в украинстве, как и в Германии, Франции, Англии, у евреев и т. д. Если большинство украинских рабочих находится под влиянием великорусской культуры, то мы знаем твердо, что наряду с идеями великорусской поповской и буржуазной культуры действуют тут и идеи великорусской демократии и социал-демократии.
Борясь с первого рода «культурой», украинский марксист всегда
130 В. И. ЛЕНИН
выделит вторую культуру и скажет своим рабочим: «всякую возможность общения с великорусским сознательным рабочим, с его литературой, с его кругом идей обязательно всеми силами ловить, использовать, закреплять, этого требуют коренные интересы и украинского и великорусского рабочего движения».
Если украинский марксист даст себя увлечь вполне законной и естественной ненавистью к великороссам-угнетателям до того, что он перенесет хотя бы частичку этой ненависти, хотя бы только отчуждение, на пролетарскую культуру и пролетарское дело великорусских рабочих, то этот марксист скатится тем самым в болото буржуазного национализма. Точно так же и великорусский марксист скатится в болото национализма, не только буржуазного, но и черносотенного, если он забудет хоть на минуту требование полного равноправия украинцев или их право на образование самостоятельного государства.
Великорусские и украинские рабочие должны вместе и, пока они живут в одном государстве, в самом тесном организационном единстве и слиянии отстаивать общую или интернациональную культуру пролетарского движения, относясь с абсолютной терпимостью к вопросу о языке пропаганды и об учете чисто местных или чисто национальных частностей в этой пропаганде.
Таково безусловное требование марксизма. Всякая проповедь отделения рабочих одной нации от другой, всякие нападки на марксистское «ассимиляторство», всякое противопоставление в вопросах, касающихся пролетариата, одной национальной культуры в целом другой якобы целой национальной культуре и т. п.
есть буржуазный национализм, с которым обязательна беспощадная борьба.
Источник: https://cyberpedia.su/5x6fb1.html
Загрузка...
