Релятивизм — психология

Релятивизм

Релятивизм - психология

РЕЛЯТИВИЗМ (от лат. relativus – относительный) – философский принцип, подчеркивающий примат связи объектов перед их субстанциальными свойствами, приоритет целостности, системности реальности перед ее отдельными частями, развития – перед сохранением.

Формулировка принципа релятивизма, как недостоверности и относительности всякого знания, впервые встречается у древнегреческих софистов Протагора и Горгия, позднее – в античном скептицизме, а также в скептицизме Нового времени и в английском эмпиризме.

РЕЛЯТИВИЗМ — философская точка зрения и методологический принцип, согласно которому все знания, все этические, эстетические и религиозные ценности рассматриваются как относительные, ограниченные во времени и пространстве и сравнимые с другими аналогичными, альтернативными ценностями. Относительность каких-либо достижений в различных областях культуры обуславливается преходящими конкретно-историческими условиями, в которых создавались ценности, а также психофизическим состоянием индивидов, их воспринимающих и использующих.

РЕЛЯТИВИЗМ (лат. relativus — относительный) — признание относительности, условности, ограниченности человеческой деятельности в качестве основной ее характеристики. Понятие относительности, условности, обусловленности противопоставляется в Р.

абсолютному, необусловленному. Р. выступает в различных формах.

Он может быть «онтологическим»: мир изменчив, в нем нет ничего устойчивого, всё связано со всем, всё меняется относительно предыдущего этапа (софисты, античные скептики, отчасти современный прагматизм).

РЕЛЯТИВИЗМ (RELATIVISME). Учение, утверждающее невозможность абсолютного учения. В широком смысле слова это, конечно, не более чем трюизм.

Разве конечный разум способен получить абсолютный доступ к абсолюту, если абсолют есть бесконечный разум или вообще не есть разум? Подлинный смысл понятие релятивизма обретает только в специальном значении, выступающем в двух основных формах.

Действительно, необходимо различать, с одной стороны, эпистемический, или гносеологический, релятивизм и, с другой стороны, этический, или нормативный, релятивизм. Обе эти формы могут выступать как слитые воедино (например, у Монтеня), так и разделенные (например, у Спинозы — вторая форма, у Канта — первая)…

РЕЛЯТИВИЗМ (лат. relativus — относительный) — философская концепция, утверждающая относительность, условность и субъективность человеческого познания. Признавая относительность знаний, релятивизм отрицает объективность познания, считает, что в наших знаниях не отражается объективный мир.

Такая точка зрения ярко выражена уже в философии Горгия, хотя у него релятивизм имел положительное значение для развития диалектики. В целом же релятивизм характерен для агностических и субъективно-идеалистических систем. Он был, напр., одним из гносеологических источников физического идеализма.

РЕЛЯТИВИЗМ (от лат.

relativus — относительный) — теоретическая концепция и методологический принцип анализа и интерпретации онтологических построений, познания и культуры, полагающий абсолютной качественную нестабильность любых явлений, ставящий их в зависимость от различных обстоятельств и придающий им характер изменчивости, условности или случайности. В онтологии Р. отрицает понятие сущности, утверждая, что вещи существуют лишь в отношении к воспринимающему их субъекту (Беркли). В гносеологии Р.

Источник: http://ponjatija.ru/taxonomy/term/489

Релятивизм и психологизм в социально-гуманитарных науках

Релятивизм и психологизм в социально-гуманитарных науках

Социально-гуманитарное познание имеет дело с исторически изменяющейся действительностью, уникальными историческими событиями. Постоянная текучесть жизненных обстоятельств, динамика социальных перемен обусловливает наличие элементов релятивизма в блоке социально-гуманитарного знания. Релятивизм (от лат.

relativus — относительный) неизбежен в ходе отражения исторически меняющегося объекта. Релятивизм (лат. относительный) — идеалистическое учение об относительности, условности и субъективности человеческого познания.

Признавая относительность знаний, релятивизм отрицает объективность познания, считает, что в наших знаниях не отражается объективный мир.

Релятивизм есть следствие изучения таких объектов, которые непостоянны во времени, ситуативны, включены в контекст человеческой деятельности и общения. Релятивизм отражает принципиальную изменчивость знания, его утверждений и выводов, а также фиксирует достаточно сложный акт мышления, допускающий быстрый переход от одного доминирующего в познании звена к другому.

Релятивизм— направление в философии, утверждающее относительность стандартов научности, а именно относительность опыта, познания и оценивания по отношению к внешним (языковым, культурным или биологическим) факторам жизнедеятельности.

Релятивизм не является единой доктриной, а скорее нечеткой совокупностью убеждений относительно того, что истинность или ложность высказываний зависит от характеристик индивида или социальной группы. Выделяют радикальный релятивизм (П.Фейерабенд), близкий к агностицизму и солипсизму, согласно которому не существует объективного познания, а значит не возможен и прогресс науки.

Умеренные релятивисты (Т.Кун) определяют истинность или ложность теорий согласно контексту, времени и месту их употребления.

Наиболее часто релятивистами используется тезис Дюгема-Куайна о недоопределенности теории фактами (или тезис теоретической нагруженности наблюдений) для обоснования принципиальной невозможности установления соответствия между фактами и высказываниями наблюдения.

Такая критика корреспондентной теории истины приводит к отказу от использования самого понятия истина, а также таких «рудиментов» как «рациональность», «научное познание», «экспериментальная проверка», «обоснованность знания» и др. Вместо этого релятивизм активно эксплуатирует понятия социальные силы (и их интересы) и парадигма (широко понимаемая как система ценностей).

Научную теорию называют релятивистской тогда, когда она не может (или не хочет) представить независимые и внешние по отношению к ней критерии истины. Расцвет релятивизма в философии и социальных науках наблюдался в 70-90е годы XX века. Ведущими лозунгами релятивизма были «Все относительно» и «Все дозволено» («anything goes» П.Фейерабенда).

Последующая за этим критика показывала, что выражение «Все относительно» само себе является универсальным, а значит есть принципиальная возможность делать какие-то универсалистские высказывания (Х.Патнем о самоопровержении релятивизма). Методологический принцип «Все дозволено» (или «Каждый сам себе методолог» Ч.Р.Миллса) расценивается критиками релятивизма (например, К.Поппером) как попытка избежать процедуры критического рассмотрения той или оной теории и отвергается ими как антисциентистское или даже «антиинтеллектуалистсвкое» (Л. Лаудан).

Проблемы релятивизма изучал также современный социолог К. Манхейм, который считал, что релятивность акцентирует момент многообразия, изменчивости, основываясь на том обстоятельстве, что в каждый момент времени в том или ином основании одновременно присутствует совокупность разных факторов.

Выбор того, или иного фактора в качестве доминирующего, но с перспективой его последующего «переизбрания», и свидетельствует о включении установок релятивизма.

Манхейм вводит понятие «динамических стандартов мышления и практики», «динамической истины», «динамического видения», что гносеологически можно проинтерпретировать как приближение к подвижному объекту с подвижных позиций.

Существование различных типов теорий, исходных гипотез, с одной стороны, а также различных пластов мировидения (логического, психологического, онтологического), сдругой, обусловливают принципиальную возможность релятивизма. Это означает, что содержание знания может меняться, оно не имеет устойчивого основания.

Релятивизм может быть умеренным или радикальным. Опасность радикального релятивизма (когда не только нельзя войти в одну реку дважды, но и нельзя войти и единожды, так как все течет и изменяется) была осознана еще в античности. Софисты Протагор, Горгий, Платон, а позднее античный скептицизм, отразившийся в скептицизме Нового времени, отстаивали позиции умеренного релятивизма.

Методология релятивизма набирает силу в периоды революционных изменений вообще и научных революций в частности, когда происходит смена оснований и концептуального ядра предшествующих теорий. Иногда говорят о «здоровом» и «вульгарном» релятивизме.

Так, в контексте социально-гуманитарного знания «вульгарным» (от лат. vulgaris — простой), т.е.

упрощающим и огрубляющим некие знания и принципы, является моральный релятивизм: в форме умеренного релятивизма отрицает устойчивость моральных принципов и утверждает относительность и условность моральных норм, а в форме радикального — отрицает вообще необходимость морали.

Говоря о неизбежности умеренного релятивизма в социально-гуманитарном познании и знании, следует подчеркнуть, что расплывчатая, постоянно изменяющаяся форма научных знаний неплодотворна в науке.

Поэтому необходимо различать (а) релятивность как свойство самого знания, отражающего изменчивость объекта, обстоятельств его существования и способов его интерпретации, и (б) релятивизм как установку на абсолютизацию относительности знания, на восприятие культурно-исторического бытия как не обладающего устойчивостью, постоянством и целостностью во времени. В этом смысле релятивизм может стать методологически опасным.

Рассмотрим подход в социально-гуманитарном знании, называемый психологизмом. Психологизм — это философский подход, утверждающий роль и значение в познавательной деятельности реальных психологических механизмов и особенностей человеческого мышления.

Психологизм — методологическая позиция, сторонники которой полагают, что проблемы всех наук (в том числе логики и фило софии) не могут быть глубоко и всесторонне решены без использования понятий и методов психологии. Особенно это касается социально-гуманитарных наук.

Однако история этих наук показала, что социокультурные явления нельзя объяснить во всей их специфичности только и исключительно на основании психологии.

Но психологические методы имеют в этих науках определенное значение, — особенно при изучении личностей и «малых групп».

Установки психологизма оказались очень весомыми в теоретико-познавательной деятельности в силу того, что объект, включенный в познавательную деятельность, не может не зависеть от восприятия субъекта. Познание не может уподобиться копированию реальности. Знания о мире производит сам человек, и они не могут быть свободны от его субъективности.

Психологизм, исходя из верной установки, согласно которой познаваемое не отделимо от акта познания, приходит к неверному выводу о том, что пропасть между действием механизма ассоциаций и вызванным им суждением должна быть преодолена.

Психологизм признает также наличие волевого элемента в знании, пристрастия в суждениях, специфику человеческого видения мира.

Психологизм пытается заострить внимание на понимании мотивов человеческого поведения и самих человеческих действий. Логика признается не единственной и универсальной моделью мыслительных процессов, а лишь частью этих процессов. Психологизм может проявляться в своих наивных, умеренных и радикальных формах.

Читайте также:  Валеология - психология

Человеческий опыт действительно имеет субъективно-психологический характер. Сообщество гуманитариев, художественной интеллигенции очень доверяют этому опыту (как и интуиции).

Но, внося в познание особенности личностного видения и подчеркивая момент креативности, т.е. творческого создания нового содержания, психологизм делает очень острой проблему объективности знания.

И все же в исследованиях по искусственному интеллекту происходит обращение к психологизму, который приобретает название метапсихологизма.

Релятивизм, психологизм в социально-гуманитарных науках специфицируют вопрос о критериях истинности.

Критерии истинности знания — это правила оценки результатов познания на основании их соответствия стандартам науки, и задаются они набором предписаний, императивов, запретов, совокупностью экспертных установок. Они позволяют установить принадлежность различных типов знания к науке.

В качестве критериев научной истины в истории философии выделялись: всеобщность и необходимость, простота, самосогласованность и логическая непротиворечивость, а также полезность и экономность.

Источник: https://cyberpedia.su/4x96c0.html

Психологическая энциклопедия — значение слова Релятивизм

Психологическая энциклопедия - значение слова Релятивизм

См. относительность.

Смотреть значение Релятивизм в других словарях

Релятивизм М. — 1. Методологический принцип, согласно которому все наши знания относительны и условны, а объективное познание действительности невозможно.
Толковый словарь Ефремовой

Релятивизм — релятивизма, мн. нет, м. (от латин. relativus — относительный) (науч.). 1. Философское идеалистическое учение, отрицающее возможность объективного познания и существование абсолютных……..
Толковый словарь Ушакова

Релятивизм — -а; м. [от лат. relativus — относительный] Методологический принцип, состоящий в абсолютизации относительности и условности знаний и отрицании на этом основании возможности……..
Толковый словарь Кузнецова

Релятивизм — (от лат. relativus — относительный) — признаниеотносительности, условности и субъективности познания, отрицаниеабсолютных этических норм и правил. В познании релятивизм……..
Большой энциклопедический словарь

Релятивизм — — относительный — методологический принцип, состоящий в абсолютизации относительности и условности знания и ведущий к отрицанию возможности познания объективной истины, к агностицизму.
Исторический словарь

Когнитивный Релятивизм — (cognitive relativism) — см. Релятивизм. 
Социологический словарь

Культурный Релятивизм — — англ. cultural relativism; нем. Kulturrelativismus. Концепция,  подчеркивающая истор. своеобразие каждой культуры, к-рая может быть оценена исходя только на основе ее собственных принципов,……..
Социологический словарь

Культурный Релятивизм И Лингвистический Релятивизм — (cultural relativism and linguistic relativism) — доктрина согласно которой понятия и ценности  одного общества или культурной области не могут в полной мере интерпретироваться или восприниматься……..
Социологический словарь

Моральный Релятивизм — (moral relativism) — см. Релятивизм. 
Социологический словарь

Релятивизм — (от лат. relativus — относительный) — англ. relativism; нем. Relativismus. Методол. принцип  анализа и инвентаризации познания, мировоззренческих систем, культуры, состоящий в абсолютизации……..
Социологический словарь

Релятивизм Культурный — — англ. relativism, cultural; нем. Relativismus, kultureller. Принцип  отрицания возможности понимания интерпретации и оценки  соц. и соц.-психол. феноменов независимо от той роли, к-рую……..
Социологический словарь

Релятивизм Этический — — англ. relativism, ethic; нем. Relativismus, etischer. Отрицание  обязательных нравственных норм и объективного соц. критерия нравственности.
Социологический словарь

Релятивизм — (от лат. relativus — соотносительный) — убеждение, что нет единой истины, одинаковой для всех людей, а есть множество истин, удобных, полезных и убедительных для одних лиц и……..
Философский словарь

РЕЛЯТИВИЗМ — РЕЛЯТИВИЗМ, -а, м. В философии: методологическая позиция, сторонники к-рой, абсолютизируя относительность и условность всех наших знаний, считают невозможным объективное……..
Толковый словарь Ожегова

Посмотреть в Wikipedia статью для Релятивизм

Источник: http://slovariki.org/psihologiceskaa-enciklopedia/22738

Революции и релятивизм

6. Революции и релятивизм

Одно из следствий моей только что изложенной позиции вызвало особое беспокойство ряда моих критиков. Они находят мою точку зрения релятивистской, в особенности в том виде, в каком она развёрнута в последнем разделе книги.

Мои замечания относительно перевода выдвигают на первый план основания для обвинения. Сторонники различных теорий подобны, вероятно, членам различных культурных и языковых сообществ. Осознавая этот параллелизм, мы приходим к мысли, что в некотором смысле могут быть правы обе группы.

Применительно к культуре и к её развитию эта позиция действительно является релятивистской.

Но этого не может быть, когда речь заходит о науке, и уж во всяком случае такая точка зрения далека от того, чтобы быть просто релятивизмом. Это связано с тем аспектом моей теории, который его критики оказались не в состоянии разглядеть.

Учёные-исследователи в развитой науке, если их рассматривать как группу или в составе группы, являются, как я показал, в основном специалистами по решению головоломок.

Хотя та система ценностей, которую они применяют при каждом выборе теории, вытекает так же хорошо и из других аспектов их работы, всё же обнаруживаемая исследователями способность формулировать и решать головоломки, которые они находят в природе, остаётся в случае противоречия в ценностях главным критерием для большинства членов научной группы. Подобно любой другой ценности, способность к решению головоломок оказывается неопределённой при применении. Два человека, обладающие такой способностью, могут тем не менее приходить в процессе её использования к различным суждениям. Но поведение сообщества, для которого эта способность является определяющей, будет весьма отличаться от поведения другого сообщества, которое живёт по другим нормам. Я думаю, что в науке приписывание высшей ценности способности к решению головоломок имеет следующие последствия.

Вообразите разветвляющееся дерево, представляющее развитие современных научных дисциплин из их общих корней, которыми служат, скажем, примитивная натурфилософия и ремёсла. Контуры этого дерева, ветвящегося всегда в одном направлении от ствола и до верхушки каждой ветви, будут в таком случае символизировать последовательность теорий, происходящих одна от другой.

Рассматривая любые две такие теории, выбранные в точках, не слишком близких от их источника, было бы легко составить список критериев, который дал бы возможность беспристрастному наблюдателю отличить более раннюю теорию от более поздней в каждом отдельном случае.

Среди наиболее плодотворных критериев будут, например, точность предсказания, особенно количественного предсказания; равновесие между эзотерическим и обычным предметами исследования; число различных проблем, которые удалось решить данной теории.

Менее плодотворными для этой цели факторами, хотя также важными и определяющими научную жизнь, были бы такие критерии, как простота, широта охвата явлений и совместимость с другими специальностями. Подобные списки ещё не те, которые нужны, но я нисколько не сомневаюсь, что они могут быть дополнены.

Если это так, то научное развитие, подобно развитию биологического мира, представляет собой однонаправленный и необратимый процесс. Более поздние научные теории лучше, чем ранние, приспособлены для решения головоломок в тех, часто совершенно иных условиях, в которых они применяются. Это не релятивистская позиция, и она раскрывает тот смысл, который определяет мою веру в научный прогресс.

Однако по сравнению с тем понятием прогресса, которое заметно превалирует как среди философов науки, так и среди дилетантов, этой позиции недостаёт одного существенного элемента.

Новая научная теория обычно представляется лучшей, чем предшествующие ей, не только в том смысле, что она оказывается более совершенным инструментом для открытий и решений головоломок, но также и потому, что она в каком-то отношении даёт нам лучшее представление о том, что же в действительности представляет собой природа. Часто приходится слышать, что следующие друг за другом теории всегда всё больше и больше приближаются к истине. Очевидно, что обобщения, подобные этим, касаются не решения головоломок и не конкретных предсказаний, вытекающих из теории, а, скорее, её онтологии, то есть соответствия между теми сущностями, которыми теория «населяет» природу, и теми, которые в ней «реально существуют».

Возможно, что есть какой-то путь спасения понятия «истины» для применения его к целым теориям, но, во всяком случае, не такой, какой мы только что упомянули.

Я думаю, что нет независимого ни от какой теории способа перестроить фразы, подобные выражению «реально существует»; представления о соответствии между онтологией теории и её «реальным» подобием в самой природе кажутся мне теперь в принципе иллюзорными.

Кроме того, у меня как у историка науки сложилось впечатление о невероятности этого мнения. Я не сомневаюсь, например, что ньютоновская механика улучшает механику Аристотеля и что теория Эйнштейна улучшает теорию Ньютона в том смысле, что даёт лучшие инструменты для решения головоломок.

Но в их последовательной смене я не вижу связного и направленного онтологического развития. Наоборот, в некоторых существенных аспектах, хотя никоим образом не целиком, общая теория относительности Эйнштейна ближе к учению Аристотеля, чем взгляды того и другого к теории Ньютона.

Хотя вполне понятно искушение охарактеризовать такую позицию как релятивистскую, это мнение кажется мне ошибочным. И наоборот, если эта позиция означает релятивизм, то я не могу понять, чего не хватает релятивисту для объяснения природы и развития наук.

Читайте также:  Метод александера - психология

Источник: https://psibook.com/library/1527/24.html

Релятивизм

Релятивизм - психология

ВОПРОС № 1-2 :

«Существует распространённое убеждение, что «истина» является результатом исследователя, развития научного знания и генезиса человека или продукта культурной среды?» Пожалуй, это слишком сильно сказано. Скептицизм и релятивизм в наши дни действительно можно наблюдать в самых разных проявлениях.

Однако релятивист, утверждающий, что истина относительна, прежде всего, противоречит сам себе, так как провозглашает истинным собственное суждение. Он утверждает, что его позиция истинна, поскольку она соответствует действительности. Иными словами, истина относительна, а потому релятивизм является истинным.

Отсюда следует, что любой релятивист предполагает абсолютную истину в собственной позиции, особенно в части относительности любых истин. Но релятивизм также предполагает истинность всех доводов, которые привели релятивиста к обоснованию его позиции.

Обнаруживая внутренние противоречия релятивизма, мы убеждаемся, что он не может быть верным.

Кроме того, мы можем обратиться к бесчисленным очевидным истинам в математике (даже в области теории шахмат), в осознании нашего собственного бытия и в бесконечном разнообразии нашего опыта.

Существует необъятное царство очевидных истин. Некоторые истины выводятся из математики и логики, другие основаны на специфических структурах шахматных правил, в сочетании с математическими законами, которые применяются в теории шахматных гамбитов и эндшпилей.

Мы видим эти истины в математических объектах и законах, которые ими управляют, в нравственном порядке, в природе любви и т. д.

То, что движение предполагает существование времени, что каждое следствие имеет свою причину, что уважение прав других людей является необходимым благом, тогда как дискриминация, убийство и насилие является не только злом, но и нравственным злом — все эти и многие другие универсальные истины о сути вещей абсолютно ясны для человеческого разума. То же самое относится к законам логики.

Непосредственный доступ к очевидным истинам (каким бы трудным и тернистым ни оказался путь, ведущий к очевидной истине) — это ещё одно опровержение релятивизма, причём даже более глубокое, чем выявление его внутренних противоречий.

Опровергает релятивизм и скептицизм понимание логических связей между истинным и ложным в постулатах формальной логики и силлогизмах.

Когда мы говорим, что предпосылки логических аргументов содержат их выводы, это не означает, что вывод находится в самой предпосылке. Скорее, это означает, что истинность различных предпосылок гарантирует истинность выводов.

С этой точки зрения, вывод из логического аргумента вполне может открыть что-то новое, не известное прямо, но познаваемое косвенно, путем демонстрации.

На мой взгляд, релятивистский подход к науке может развиваться лишь теми, кто не имеет практического научного опыта.

Одной из наиболее поразительных особенностей науки на протяжении её истории было многократное развенчивание разнообразных гипотез о природе реальности, и осуществлялось это развенчивание с помощью экспериментальных методов.

Наука часто изумляла ученых и вынуждала их пересматривать свои теории перед лицом неопровержимых экспериментальных доказательств (например, в случае с квантовой теорией и общей теорией относительности).

То же самое справедливо и по отношению к математике, где, к примеру, феномен хаоса был скрыт в простых уравнениях вплоть до прошлого десятилетия. Утверждение о том, будто новые удивительные теории являются лишь результатом общественного устройства и социального развития, представляется мне несостоятельным.

Что же касается самых упрямых релятивистов, для которых этот аргумент звучит неубедительно, я могу им предложить: если вы действительно утверждаете, что научные законы есть лишь результат социального устройства или лингвистической игры, то измените социальное устройство или правила лингвистической игры таким образом, чтобы подняться над землей и воспарить к небу. Тогда вы докажете, что так называемый всеобщий закон тяготения не имеет реальной основы в природе и является лишь общественной условностью. Впрочем, я не ожидаю в ответ на свой вызов сообщений об успешных экспериментах.

Таким образом, моё понимание ситуации совпадает с пониманием учёных-практиков.

Хотя научный процесс и подвержен воздействию социальных сил, как и любая другая человеческая деятельность, а вопросы, которыми задаются учёные, до некоторой степени социально детерминированы, это никак не влияет на получаемые ответы. Научные открытия помогают прояснить природу реальности и универсальных структур, на которых основана физическая Вселенная.

Многие согласятся с этим высказыванием в отношении «точных» наук — физики, химии и особенно математики — но будут отрицать его достоверность по отношению к общественным наукам, где исследователь действительно сталкивается с невероятным многообразием человеческого поведения и культурных систем.

Это приводит к отрицанию любых универсальных схем человеческого поведения. Моя точка зрения заключается в том, что можно найти путеводные нити, если, проникнув в поверхностные напластования, провести достаточно глубокий анализ. Существуют общие темы и сюжеты, которые выражаются многими способами в разных местах и в разное время.

Мне могут возразить, что, хотя с этим можно согласиться, однако универсальные темы не столь интересны: наиболее волнующие вопросы связаны с частными случаями (скажем, различные способы осуществления общественного контроля), а не с общим поведением (скажем, тот факт, что в любом обществе существуют особые механизмы общественного контроля).

Это хороший и достаточно веский аргумент, но он скорее подтверждает, чем опровергает мою точку зрения.

Недавний анализ, выполненный Берковым, Космидесом и Туби, показывает (с подробными примерами) наличие веских эволюционных доводов в пользу универсальных аспектов человеческого поведения.

Основная идея заключается в том, что исследователь должен применять интегрированный подход к знанию; общественные науки не могут игнорировать такие научные дисциплины, как теория эволюции, если мы хотим достичь фундаментального понимания изучаемого предмета.

Однако, полагают авторы, в своём анализе человеческого поведения представители общественных наук во многом игнорируют эволюционные аспекты и делают выводы на основе чисто культурных предпосылок.

Хотя в этой позиции есть свои достоинства, она весьма спорна; основной довод состоит в том, что воздействие унаследованных характеристик минимально, а культура остается основным и важнейшим компонентом человеческого поведения.

Независимо от итога дискуссии, я вижу дополнительную поддержку своим взглядам в универсальной значимости великих литературных произведений всех времен и народов (греческие трагедии, Шекспир, Достоевский и так далее). Они не могли бы приобрести такое значение, если бы не существовало общей нити, связывающей человеческое понимание во всех культурах.

Релятивизм — одна из самых трудно приемлемых концепций. Мне кажется, что пытаясь последовательно отстаивать релятивистские позиции, вы не приобретаете ничего, кроме неприятностей. Стоит вспомнить Ницше, Рорти и других нигилистов. В конце концов, они вообще не пытались обосновать свой релятивизм.

Они не считали его истинным, в противном случае они не были бы релятивистами. В сущности говоря, они лишь занимали определённую эстетическую позицию. Это их право, но я не понимаю, почему этому следует уделять какое-то особое внимание. Попробуйте стать релятивистом, и вы обнаружите, что это невозможно.

Чтобы обозначить свою позицию, вам придется сначала опровергнуть её. Думаю, это подходящий редукционистский аргумент против релятивизма.

Кроме того, «мы знаем, что мы знаем» (Здесь и далее курсивом Р. А. Варгезе).

Да. Это уместное замечание. Если вы сомневаетесь насчёт самого знания, то вы не сомневаетесь в том факте, что вы знаете о своём сомнении. В итоге вы оказываетесь перед старой дилеммой, стоявшей перед Декартом: он глубоко доверял тому самому рассудку, в существовании которого не испытывал никакой уверенности. Но все эти аргументы не удовлетворительны.

Принцип reductio ad absurdum [доведение до абсурда] не может нас устроить, поскольку мы не нуждаемся в аргументах для обоснования своей позиции. Поэтому у нас невольно возникает чувство, будто мы играем в игры, вроде тех, в которые играли другие люди, породившие эту проблему.

На мой взгляд, почти что постыдно заниматься аргументацией в пользу очевидных вещей.

Прежде всего, я хочу сказать, что мы не должны смешивать вопрос об истине с вопросом о знании. Насколько я понимаю истину в логических суждениях, утверждение вроде «статуя Свободы находится в Нью-Йорке» является истинным в том и только в том случае, если статуя Свободы находится в Нью-Йорке. То есть содержание предпосылки обеспечивает необходимое и достаточное условие её истинности.

Если это содержание, так сказать, отвечает реальности, если оно существует в реальном мире, то утверждение является истинным. Это всё, что необходимо для доказательства его истинности, но меньшего недостаточно. Поэтому не стоит раздувать вопрос о том, является ли истина относительной по отношению к культуре, обществу или к чему-то другому.

То же самое касается и вопроса об относительности знания.

По-моему, совершенно ясно, что существует множество истин, знанием которых не обладает никто. В качестве простого примера рассмотрите ряд утверждений вроде «в такое-то в время в этом месте шёл дождь». Подумайте о бесконечно огромном количестве подобных утверждений, образуемых подстановкой конкретного времени.

Читайте также:  Предупреждение конфликтов - психология

Если взять то место, где я сижу сейчас, никто не знает, шёл ли здесь дождь ровно девятьсот тысяч лет назад. Бог, без сомнения, знает всё, но если говорить о людях, то существует бесконечное количество истинных утверждений такого рода, но никто не знает об их истинности и никогда не сможет подтвердить её.

Поэтому очень важно не смешивать истину и знание, хотя в современном интеллектуальном мире мало кто отдаёт себе отчёт в этом. Люди просто забывают о том, что такое истина.

Я могу хотя бы отчасти понять причину релятивизма. Люди могут сомневаться в человеческой способности знать определённые вещи. Они не удовлетворяются идеей о том, что в наших суждениях об этих вещах есть зерно объективной истины, даже если мы не знаем, в чём она заключается. «Что толку от этого для нас?» — спрашивают они.

Хорошо, я отвечу. Независимо от того, есть ли для нас в этом какой-то толк или нет, мы должны иметь дело с фактами, связно излагать свои мысли и не запутывать обстоятельства без всякой необходимости.

Крайне важно не смешивать разные понятия и осознавать, что истина остаётся истиной независимо от того, приносит она пользу или нет.

Я читал недавно опубликованную книгу на эту тему под названием «Реалистическая концепция истины». Там излагаются весьма популярные современные взгляды, которые можно назвать концептуальным, или теоретическим релятивизмом.

Автор утверждает, что есть множество способов концептуализации реальности, которые несовместимы друг с другом (по крайней мере, на первый взгляд) и в принципе таковы, что у нас нет рационального способа сделать выбор между ними. Отсюда следует вывод, что мир нельзя описать каким-то одним последовательным способом.

Аргументы в поддержку этой теории не кажутся мне убедительными, но даже если она правильна, то лишь усложняет дело по отношению к истине, не меняя основной картины. Возьмем конкретный пример того, что здесь утверждается.

Вы можете представить аристотелевский способ построения мира из множества материальных субстанций, каждая из которых существует и поддерживает свою тождественность во времени, взаимодействуя с другими субстанциями. Потом сравните это представление с онтологией развития по Уайтхеду, и скажем, с философскими воззрениями Спинозы.

Допустим, я считаю, что на дереве есть листья. Я формулирую это в аристотелевском понимании, но реальность, с которой я нахожусь в контакте, будет классифицирована с точки зрения Уайтхеда или Спинозы совершенно иным образом. В результате у нас нет ни одного факта о данном элементе реальности.

Есть то, что есть с аристотелевской позиции; есть то, что есть с точки зрения Спинозы и с точки зрения Уайтхеда. Они вполне могут быть эквивалентны в эмпирическом смысле, но представляют собой разные способы классификации реальности. Это означает, что нам приходится соотносить предмет суждения с метафизическими схемами.

Но мы не обязаны «соотносить истину» или делать её относительной к чему-либо. Чтобы дать адекватную формулировку любого суждения, нужно соотнести его с позицией или концептуальной схемой, в соответствии с которыми выдвигается это суждение. Не может быть такого законченного суждения: «У этого дерева есть листья относительно аристотелевской метафизики».

Истина постоянна независимо от отношения. Суждение о том, что у дерева есть листья относительно аристолетевской метафизики, является истинным в том и только в том случае, если у этого дерева есть листья относительно аристотелевской метафизики. Истина — это положение вещей в том виде, как вы его формулируете. Дело лишь в разнообразии формулировок, описывающих положение вещей. Некоторые формулировки или способы описания можно отвергнуть как непоследовательные, содержащие внутренние противоречия и так далее.

В любом случае, я не могу защитить подобный релятивизм, но в наши дни он получил широкое распространение, и люди часто путаются, пытаясь разобраться в нём. Это заставляет их говорить, что истина относительна, тогда как истина вовсе не является относительной. Относительной является лишь истинность наших суждений об истине.

Однако знание — это совсем другое дело. Вопрос о сущности знания и ограничениях возможностей познания очень сложен и неоднозначен. Я не думаю, что для религии важно, чтобы человек обладал знаниями в строгом смысле слова. В христианской традиции есть масса оговорок, налагающих жесткие ограничения на то, что мы можем знать о Боге.

Есть, к примеру, знаменитая метафора Павла в Первом послании к Коринфянам: «Теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло, гадательно, тогда же лицом к лицу; теперь знаю я отчасти, а тогда познаю, подобно как я познан» (13:12). Я думаю, что возможность нашего знания о Боге зависит от того, что следует считать правильными представлениями о знании, и от необходимых критериев познания.

Есть несколько строгих концепций знания. Так, например, у нас нет научного знания о том, что даётся нам христианской верой. Фома Аквинский, который отнюдь не похож на нерешительных либеральных теологов XX века, противопоставлял веру знанию в строгом смысле последнего слова и считал, что мы можем полностью принимать догматы веры, не имея четкого знания о них.

Рассмотрим идею веры, то есть когнитивную сторону веры в Бога. (Разумеется, вера требует доверия, преданности, нравственных обязательств, но я говорю о декларативной, утверждающей вере, или вере в то, что «все устроено именно так, а не иначе».) Декларативная вера не требует знания.

Это не значит, что она не имеет обоснования или рациональной поддержки, но обоснование не обязательно должно соответствовать знанию в строгом смысле этого слова.

Как это связано с темой уверенности, если рассматривать ее отдельно от веры? Речь идет об эмпирической уверенности; к примеру, об уверенности в том, что вы меня видите. Это может быть иллюзией, но, по крайней мере, у вас есть иллюзия, будто вы видите меня. Можете ли вы быть абсолютно уверены в чём-то подобном?

Да, но я не думаю, что здесь мы сталкиваемся с такими же проблемами. Разумеется, есть абстрактные, логические возможности, которые можно обсуждать. Но, по моему мнению, они не должны мешать нам испытывать уверенность в чем-либо.

Как ваши слова об истине связаны с концепцией соответствия — иными словами, с идеей о том, что истина устанавливает определённое соответствие между фактами и предположениями?

Концепция соответствия — это способ выражения тех вещей, о которых я говорил раньше. Это попытка объяснить, что делает суждения истинными. Думаю, основным критерием истинности служит уже знакомая схема: предположение, что «Т» является истинным в том и только в том случае, если «Т».

Поясняю: выражение «трава зелёная» является истинным в том и только в том случае, если трава зеленая. Это дает основную концепцию, но в теории соответствия предпринята попытка её дальнейшего развития.

Если предположение, что трава зеленая является истинным в том, и только в том случае, если трава зеленая, то существование факта является необходимым и достаточным условием истинности предположения.

Это должно означать, что ваше предположение до некоторой степени связано с одним фактом иначе, чем с другими фактами, поскольку именно он должен существовать, чтобы предположение было истинным. Какова же природа этой связи? При попытке её объяснения возникают различные трудности, но это не мешает нам думать, что мы правильно понимаем основную концепцию.

Как можно установить истинность утверждения вроде «мир действительно существует»?

Вы имеете в виду какой-то отдельный аспект этого утверждения?

Только тот факт, что мир существует. Я утверждаю, что мир существует на самом деле. Это правда? Это высказывание является истинным?

Да уж, пожалуй!

Как оно согласуется с тем, что вы говорили о фактах и предположениях?

Знаете, такое зерно можно долго перемалывать без особого толка. Это совершенно особое предполо-жение.

Но его можно отнести к теории соответствия?

Почему бы и нет? Разумеется, это скорее истина априори, а не истина апостериори. Мы не можем логически отрицать, что мир существует, но само предположение попадает в ту же схему.

Это аналитическое предположение?

Нет. Разделение априори/апостериори является эпистемологическим различием. Оно даёт обоснование для того, чтобы принять предположение, но не позволяет судить о его истинности. Разделение аналитический/синтетический не является эпистемологическим, но я не думаю, что оно может служить критерием для установления истины.

Это различие относится к характеру предположения. Есть много проблем с его формулировкой, но бесспорно, аналитическим является такое предположение, истинная ценность которого зависит от взаимосвязи составляющих его понятий, в отличие от синтетического предположения.

Но истина по-прежнему остаётся неизменной — различаются лишь критерии для определения условий истинности.

Источник: http://znaniya-sila.narod.ru/live/philosophy_relativity2.htm

Ссылка на основную публикацию