Жизненный мир — психология

Жизненный мир, структура и характеристики

Жизненный мир — интерсубъективная модель реальности, которая выступает как фоновое (само собой разумеющееся) знание, обеспечивающее субъекту возможность жить и действовать, адаптироваться к условиям жизни и адаптировать их в соответствие со своими потребностями.

Элементарной единицей анализа жизненного мира является смысл — результат интерпретации события личной истории индивида. В самом смысле сохраняется не только интерпретация переживания, но и память о чувственном восприятии объекта внешнего мира и о контексте конкретной ситуации, в которой происходило это восприятие.

Интериоризирующая и экстериоризирующая направленность процессов взаимодействия человека с внешним миром является параметром, по которому выделяются два измерения в общей структуре жизненного мира личности: смысловое и ценностно-аттитюдное.

Смысловое измерение общей структуры жизненного мира представляет собой совокупность индивидуальных смыслов, упорядоченную в соответствии с критерием контекстуальности (соотнесенности каждого нового интерпретационного акта с актами осмысления, имевшими место в прошлом жизненном опыте).

Ценностно-аттитюдное измерение структуры жизненного мира организовано в соответствие с субъективной значимостью смыслов и актуальными потребностями личности. Ценности и аттитюды обеспечивают формирование намерения (проекта) действия и само действие в конкретной социальной ситуации.

В автобиографическом повествовании (рассматриваемом как коммуникативное действие) происходит рационализация жизненного мира личности, достигаемая благодаря переходу субъекта от практической установки повседневного сознания к саморефлексии. В силу этого обстоятельства, биографическое исследование оказывается решением методологической проблемы выявления ценностно-аттитюдной структуры жизненного мира.

В отечественной науке жизненный мир, за исключением отдельных исследований, редко концептуализируется в традиционном (классическом) понимании, скорее это понятие выступает в роли синонима «образу жизни», «повседневности» и другим близким, но не тождественным понятиям. В психологии жизненный мир рассматривается как субъективный образ мира отдельного человека, а в социальной философии и социологии культуры он оказывается интерсубъективным символическим универсумом.

В нашем понимании, жизненный мир является интерсубъективной моделью реальности, которая выступает как фоновое (само собой разумеющееся, очевидное) знание, обеспечивающее субъекту возможность жить и действовать, адаптироваться к условиям жизни и адаптировать их в соответствие со своими потребностями.

Таким образом, категория «жизненный мир» оказывается инструментом социологического анализа как субъективного мира человека, так и интерсубъективной социальной реальности в их взаимосвязи и взаимообусловленности.

Трансцендентность индивидуального жизненного мира преодолевается в межсубъектной коммуникации происходящей во внешнем (по отношению к сознанию) мире.

Внешняя реальность является необходимым условием и посредником в социальном взаимодействии, в процессе которого становится возможным понимание внутреннего мира индивида. В интерсубъективном взаимодействии жизненный мир выступает и как необходимый ресурс, и одновременно как результат этой интеракции.

Данным обстоятельством обусловлена методология исследования жизненного мира, который может быть изучен в частном случае коммуникативного действия — в автобиографическом повествовании.

В автобиографическом повествовании представлена как фактуальная сторона жизни индивида, так и интерпретативная. Важной характеристикой автобиографического нарратива оказываются его диалогическая природа — ориентированность на конкретного адресата.

Коммуникативный подход в социологическом исследовании позволяет рассматривать автобиографическое повествование как диалогическое взаимодействие автора и адресата.

Процесс репрезентации жизненного мира в биографическом нарративе состоит из двух блоков: 1) рассказ адресанта о собственной жизни и 2) восприятие (интерпретация) адресатом этого рассказа.

На репрезентацию жизненного мира оказывают влияние как внутренние факторы (тема, цель, план и др.), так и внешние (временная и пространственная ограниченность, адресат, коммуникативные средства).

Вариативное разнообразие биографических повествований отдельного субъекта зависит от конкретных ситуаций, в которых происходил рассказ о жизненных событиях.

Методологические трудности интерпретации жизненного мира в биографическом нарративе связаны с тем, что исследователю необходимо учитывать собственные предрассудки как проявления собственного жизненного мира, занимая одновременно позиции участника коммуникации и незаинтересованного наблюдателя. Эти трудности могут быть преодолены благодаря использованию на эмпирическом этапе исследования психологической редукции, предполагающей «вынесение за скобки» тех теоретических представлений о предмете изучения, которые присутствуют в сознании социального аналитика.

Жизненный мир включает в себя как совокупность привычных переживаний, так и тех само собой разумеющихся смыслов, которыми наделяются данные переживания в процессе интерпретации.

С нашей точки зрения, элементарной единицей анализа жизненного мира является смысл, а не переживание.

Последнее, хотя и является в момент восприятия аподиктической истиной и, соответственно, попадает в область жизненного мира, но, тем не менее, остается в дорефлексивной области сознания, тогда как смысл осознается человеком, формируется в его практике и «обладает действенностью» (Д. А. Леонтьев), т. е. регулирует практическую деятельность.

Смысл — результат интерпретации переживания и сама сущность (эйдос) феномена. Переживание и интерпретация события сохраняются в жизненном мире как его осмысление.

Жизненный мир как система смыслов выстраивается в результате интериоризации, познавательной деятельности человека.

Экстериоризация психического потенциала, практическая, преобразовательная деятельность человека обусловлены ценностно-аттитюдной структурой жизненного мира.

Совокупность индивидуальных смыслов, упорядоченных в соответствии с критерием контекстуальности (соотнесенности каждого нового интерпретационного акта с актами осмысления, имевшими место в прошлом жизненном опыте), предстает в качестве смыслового измерения общей структуры жизненного мира. Второе измерение этой структуры — ценностно-аттитюдное — организовано в соответствие с субъективной значимостью смыслов и актуальными потребностями личности. Ценности и аттитюды обеспечивают формирование намерения (проекта) действия и само действие в конкретной социальной ситуации.

Ценности и установки как компоненты жизненного мира индивида выступают в роли ресурса и ограничения для развития, разрешения и оценивания актуальных ситуаций, с которыми сталкиваются действующие субъекты. Так, ценности определяют выбор того или иного способа разрешения ситуации, а установки — привычные схемы действий, соотнесенные с предыдущим опытом и контекстом актуальной ситуации.

Связи между репрезентированными событиями в автобиографическом нарративе определяются логикой самого рассказа (в т. ч. представлениями о нормативном рассказе), обстоятельствами конкретной коммуникативной ситуации и степенью владения средствами (кодами и нормами) семиотической системы.

На процесс данной репрезентации жизненного мира оказывает влияние как система ценностей субъекта в содержательном аспекте построения модели собственной жизни (тема, цель, план рассказа), так и его установки, которые обеспечивают сам процесс нарративизации (способ и средства повествования).

Реконструкция ценностно-аттитюдного измерения жизненного мира на основе анализа репрезентаций событий возможна посредством выявления оценок данных событий и анализа действий, осуществленных человеком в описываемых ситуациях.

Структура жизненного мира

Источник: https://megaobuchalka.ru/8/4559.html

Жизненный мир как место пребывания человека

Конспект любезно предоставлен Музуровой Еленой.

Человек – существо странное: с одной стороны он о себе что-то знает (как то себя знает).

Если нечто дано нам в форме объекта, оно всегда будет актуально. Причём сознание в данный момент не обращает внимание на себя, оно выступает фоном, на котором разворачиваются события. Для нас характерно объектное отношение с миром.

Мир – это то, что нас окружает, т.е. то на что мы обратили внимание в данный момент. Причём направленность нашего сознания очень подвижно (в разное время обращаем внимание на разные вещи).

Таким образом, мир – это не понятие, так как мы не можем дать ему строгое определение, выявить суть. Это слово включает в себя много значений. В философии это слово относится к концептам.

(включает в себя множество разных значений, изменяющихся в зависимости от ситуации, в которой это слово употребляется). Но в любом значении и ситуации «мир» фиксирует одну черту – целостность, которая может быть организованна по-разному.

Если целостность распадается это означает для человека крайне тяжёлое состояние, когда человек воспринимает себя не как единое целое, а как состоящее из нескольких частей. Экзистенциальные состояния, которые человек переживает в данный момент очень тяжелы, происходит разрушение целостности.

Человек не может адекватно себя вести, в соответствии с ситуацией – человек пытается создать для себя новый мир, в котором он попытается восстановить целостность.

Жизненный мир – место пребывания сознания (которое есть местообразование всех возможных смысловых оформленностей жизненного мира).

Жизненный мир – мир человеческого, повседневного опыта, сфера первоначальных очевидностей.

Характеристики жизненного мира:

— он не выступает объектом мышления = объектность

— условие кристаллизации всех научных, религиозных, философских учений

— он индивидуален, так как коррелятивен (зависим) конкретному эмпирическому опыту конкретного человека

— он динамичен

— он структурен (первоначальная сфера и интерсубъектная сфера (выходящая за рамки «моего» понятийного мира) образует единый жизненный мир, общий для всех людей). Эти предельные состояния жизненного мира находятся не только в отношении противоречия, но и в отношении взаимодополненности

— он целостный

Человек начинает строить объяснительные схемы. Т.е мир, который мы организуем в некую целостность всегда содержит в себе нечто другое (ненаше), которое всегда задействуется.

Это другое выполняет определённую функцию (козёл отпущения) – то, на что мы можем переложить с себя ответственность; выступает неким стимулом, источником наших преобразований.

Пример: для ребёнка есть МЫ (родители, родственники, близкие, игрушки) и НЕ МЫ (остальные люди); всё, что за пределом.

Эта схема МЫ — НЕ МЫ работает всю жизнь, меняются только компоненты внутри МЫ и НЕ МЫ. Если есть МЫ, всегда предполагается НЕ МЫ.

Другой пример объектности мира – социальные структуры:

Есть жизнь частная (где человек ведёт себя свободно) и публичная (социальная, где человек ведёт себя по определённым правилам, нормам).

Всегда существует структурированность мира:

Близлежащее – Вдалилежащее

Очевидное – Неочевидное

Причём элементы, которые мир включает в себя – разнородные.

Таким образом, человек в своём собственном мире может оказаться в состоянии раздвоенности, растроенности – в состоянии разлома. Но человек не может долго находиться в таком состоянии, он должен найти смысл, который придаёт целостность, организует.

Осмыслить что-либо = придать смысл = организовать = придать целостность = упорядочить = понять – осмысленное становится понятным. И это понятное будет выступать для человека в качестве жизненного мира, т.е. то первичное, исходное, с чего человек начинает и через что смотрит на всё другое.

Человек сам организует свой мир, но организуя его, он берет элементы от другого, только связывает сам.

Другое – общество, социальное. Вне общества человек существовать не может, так как ему не из чего «плести паутину» и ему негде пребывать.

Общество присутствует в человеке так, как человек его организует. Здесь нельзя ставить вопрос – что первично: человек или общество. Стремление выйти за пределы общества означает что человек «рвёт одну паутину» и начинает тут же «плести другую».

Сартр «У человека нет алиби», т.е человек сам организует свой жизненный путь из тех обстоятельств социального характера, которые застаёт родившись, следовательно человек сам отвечает за свою жизнь. Но эти «нити паутины» не являются застывшими, они подвижны, человек может менять общества.

Человек хочет приблизить вдалилежащее и выделиться (отделиться) от близлежащего. (например подросток стремиться отделиться от семьи). Середина – это ровесники. То, что далеко – кумир, то, к чему стремятся, на что ровняются, но чего не достигают.

То, как мы организуем мир зависит от интенций в сознании.

II.

«Всё» — всегда в единственном числе.

Во всём много всего. А всё – одно. Всё и мир считаются близкими по смыслу понятиями. Чтобы начать изучать что-либо, нужно сначала «это» выделить, ограничить, определить. Говоря о мире, мы отделяем его от себя, т.е есть всё-мир и есть мы. Получается, что есть два ВСЁ. Но это не так.

Градации миров происходят на фоне (в горизонте) того, что мы называем словом «всё».

В онтогенезе – МЫ и НЕ МЫ (другие), потом Я и МИР, МЫ и ПРИРОДА, МЫ и КОСМОС, МЫ и ОБЩЕСТВО и т.п. появляются миры, которые структурируются нашим сознанием.

Трансцендентальный мир включает в себя не только божественные силы.

Но так или иначе мы всегда себя соотносим (связываем) каким-либо образом с миром. (мирами).

Даже говоря, что мир существует независимо от нас, мы устанавливаем некую связь с ним. (материализм). Но так или иначе мы присутствуем в этом мире.

Таким образом человек не может выйти из самого себя и посмотреть на мир со стороны. Он всегда включён в круг своего сознания, с помощью которого он рассматривает и получает информацию о мире.

Но это также не означает, что ничего кроме сознания нет.

Невозможность отделить что относится к сознанию, а что нет приводит к ряду проблем.

Сознание всегда организует мир. Мир – форма организации сознания, следовательно может быть сколько угодно много миров. Но опять же человек не может разграничить эти миры (внутренние и внешние).

Именно потому что наше сознание так организованно мы так или иначе относимся к тому или иному.

В свою очередь миры тоже можно организовывать определённым образом. Например, построить иерархию, то есть человек распределяет жизнь по определённым ступеням.

Благоговение перед жизнью – любая форма жизни ценна. Здесь уже человек исходит не из того, что ему выгодно, а из того, будет ли это полезно миру. Для европейцев это смешно, так как они по-другому организовали жизнь – принцип антропоцентризма.

Т.е. когда человек пытается размышлять над самим собой, очень многие вещи он отвергает, не потому, что они плохи, а потому что они не соответствуют тому, к чему человек привык. – это догматизм. Он сильно влияет на человека. В большей степени догматизм присущ молодежи.

Как правило такой человек не может аргументировать свою позицию, все доказательства построены у него на эмоциях. Всё переходит на эмоциональный уровень, так как этот человек не размышлял, не думал над этой позицией. Человек всегда должен пойти на компромисс, на уступки. Но это должно быть обоюдное решение.

Только с одной стороны это ни к чему не приведет.

Любой человеческий шаг, поступок – это результат (квинтэссенция) его предшествующего желания или нежелания. Любое сознание имеет массу мусора, от которого невозможно избавиться, но которую можно уменьшить.

Человек, находясь в мире, так или иначе троит этот мир, который человек хочет сохранить. На самом деле человек начинает его догматизировать. С одной стороны это хорошо, так как человек живёт спокойно, уверенно, с другой стороны если этот мир становится привычным, человек меньше начинает думать о нём, т.

е этот мир становится для человека менее значимым. В то же время с этим миром происходят какие-либо преобразования, которые человек на замечает, так как не рефлексирует над этим. Самое близкое и родное становится странным и в результате мир становится чужим, враждебным.

Всё начинает рушиться, человеку не на что надеяться.

III.

Человек – существо экзистенциальное – выходящее за наличное бытие, за границы обыденного.

Творчество – демонстрация человеческой свободы (свобода – рождение того, чего еще никогда не было).

Человек, который являет себя творчески свободное существо – есть самодостаточное существо. Есть такие состояния человека, в которых присутствует только он сам и это только его. И за него это никто не сделает, если он сам не примёт в этом участие.

Паразитизм – если человек переживает эмоции за кого-либо, не участвуя сам в этом, т.е. не принимает никаких усилий (например болельщики в футболе). Паразит – тот, кто не приложив никаких усилий хочет что-то получить.

Момент паразитизма присутствует всегда, так как всегда там, где есть творчество, оно всегда избыточно, его слишком много для самого автора. И этот избыток даёт возможность паразитировать.

(например Сократ был носителем избытка интеллектуального и нравственного и было создано множество школ его последователей. Платон и Аристотель – последователи Сократа).

Паразитизм всегда присутствует в той или иной форме и в той или иной мере. На творчестве можно паразитировать. Массы – крайне агрессивны, они вытесняют творческое меньшинство. Сами массы только паразитируют, но ничего не могут дать сами, поэтому культура постепенно вырождается.

Не может быть, чтобы живое исчезло под влиянием внешних условий, оно умирает, так как исчезает внутри та энергия, т.е все силы исчерпаны. Когда человек паразитирует за счёт других – у человека близок конец. Философия – это творчество.

То, что человек получает в конце жизни будет плодом его усилий.

Читайте также: Биология - психология

Сартр: «У человека алиби нет» — ты сам так организовал свой мир и не можешь никого в этом винить.

Вернуться на предыдущую страницу

Источник: http://gumfak.ru/filos_html/muzur/muzur.shtml

Жизненный мир как форма бытия человека

Люди, находящиеся в различных жизненных мирах, могут пересекаться и взаимодействовать только отчасти.

Мерность жизненного мира, размерность смыслового пространства одного человека может значительно превосходить когнитивную сложность другого, и духовные реалии первого могут просто не существовать для второго, хотя они могут взаимодействовать как физические тела (столкнувшись друг с другом), как биологические организмы (передав друг другу, скажем, вирусы гриппа), как социальные существа, реализующие социальные роли (например, продавца и покупателя), и т.п. Жизненный мир как категория человеческого бытия включает и понятие психологического времени. Это иллюзия, что мы живем в едином пространстве-времени. «Ни год, ни месяц, ни час, ни секунда одного человека никогда не равны году, месяцу, часу, секунде другого, если это реальное время, как не равны начало и конец, час человеческой молодости и час человеческой старости. Это всегда разное, по-разному связанное и по-разному определенное и распределенное время, по- разному наполненное и по-разному опустошенное» (Трубников, 1987, с. 21).

Еще разительнее отличаются жизненные пространства животного и человека. Животное погружено в непосредственную окружающую природ- ную экосистему и если это стадное животное, то в свою «социальную» среду. Временная глубина индивидуальной памяти животного весьма ограничена (оно не рефлексирует свое прошлое и не предвидит будущее). Животное — раб настоящего и существует «здесь и сейчас». Но я все же не сторонник объяснять поведение животного врожденными рефлексами. Это понятие физиологии высшей нервной деятельности, объясняющее на уровне физиологического субстрата механизмы поведения. Если мы остаемся в рамках психологии (или зоопсихологии), то должны понять (прочувствовать) «сознание», «картину мира» животного — эмоциональные состояния, психологические установки (можно даже сказать — «архетипы коллективного бессознательного»), присущие тому или иному биологическому виду, которые стимулируют животное поступать так или иначе.

Человек за счет языка, письменности, знаковых репрезентаций, кино, телевидения, Интернета чрезвычайно расширяет свой жизненный мир. Как пишет А.Р. Лурия в книге «Язык и сознание», за счет языка мир удваивается.

«С помощью языка, который обозначает предметы, он может иметь дело с предметами, которые непосредственно не воспринимаются и которые не входят в состав его собственного опыта. … Человек имеет двойной мир, в который входит и мир непосредственно отражаемых предметов, и мир образов, объектов, отношений и качеств, которые обозначаются словами. …

Человек может произвольно называть эти образы независимо от их реального наличия… может произвольно управлять этим вторым миром» (Лурия, 1979, с. 37). При этом «разные языки — это не различные обозначения одного и того же предмета, а разные видения его», — полагает В. Гумбольдт (1984, с. 9), вводя в этом контексте важное понятие языкового сознания народа.

Позицию В. Гумбольдта разделяет видный лингвист И.А. Бодуэн де Куртенэ (1963), соглашаясь с его мнением, что «каждый язык есть своеобразное мировидение». В дальнейшем эти идеи вылились в теорию лингвистической относительности Сэпира—Уорфа (см.: Брутян, 1973; Васильев, 1974; Коул, Скрибнер, 1977; Слобин, Грин, 1976).

Можно сказать, что у людей, говорящих на одном языке, есть определенные инварианты мировосприятия, инварианты форм категоризации мира, себя и других людей, хотя системы ценностей этих людей могут сильно различаться.

Разные языки создают разные жизненные миры множества культур, но работами Джорджа Келли (2000) и его последователей убедительно показано, что помимо национально специфических форм категоризации существуют и индивидуальные формы категоризации в виде «личностных конструктов», которые специфицируют сознание индивида и его жизненный мир.

Близкие представления об опосредующей роли значения при восприятии и осознании мира развивали Л.С. Выготскогий, А.Н. Леонтьев, А.Р. Лурия. Их работы хорошо известны отечественному психологу. И я хочу в контексте проблемы построения жизненного мира акцентировать здесь только одно из фундаментальных исследований А.Н. Леонтьева (1972) о так называемой кожной чувствительности.

Леонтьев показал, что ранее не ощущаемый (ощущение я трактую как одну из форм сознания, присущую как животным, так и человеку. — В.П.

), биологически нейтральный, или, как его называет Леонтьев, абиотический раздражитель (в исследовании Леонтьева свет, подающий на ладонь испытуемого и не ощущаемый им) начинает вызывать ощущения («как будто бабочка коснулась крыльями»), если он несет для испытуемого сигнальную функцию.

Такой сигнальной функцией в эксперименте Леонтьева являлось то, что световой стимул предшествовал по времени удару электрическим током. Испытуемый, ощутив воздействие, мог отдернуть руку, избежав болевого удара.

Важнейшим теоретическим и методологическим результатом данного исследования явилось положение о том, что субъективная представленность раздражителя (света) и активность самого субъекта воздействия (знание испытуемым о том, что удару тока предшествует некое воздействие, и удара можно избежать, почувствовав это воздействие и отдернув руку) является необходимым условием образования условного рефлекса. В 1950-е гг. эксперимент А.Н. Леонтьева имел огромное методологическое значение в споре с физиологами, изучающими высшую нервную деятельность, как доказательство не эпифеноменальности сознания. Ведь, как показали опыты Леонтьева, само образование их базового объекта изучения — условного рефлекса необходимо требует субъективного переживания стимула, его феноменальной представленности субъекту1. Эксперименты А.Н. Леонтьева имеют важное следствие и в аспекте построения образа мира. Нейтральные абиотические раздражители, не несущие сигнальную функцию, организмом просто не воспринимаются и соответственно не входят в картину мира субъекта. Жизненный мир животного ограничен его потребностями, но он тем сложнее, чем более многообразна, сложна ег

о жизнедеятельность.

Человеческий жизненный мир помимо природного окружения включает в себя и виртуальный мир человеческой культуры, опосредованной языковым сознанием. И.П. Павлов писал о первой и второй сигнальных системах, Л.С. Выготский в своих ранних работах трактовал сознание как «рефлекс рефлексов».

Критика этих представлений заключается в первую очередь в том, что в представлении сигнала (у Павлова) или знака как орудия (у Выготского) делается акцент на самом сигнале или теле знака (его плане выражения, в терминах Ф.

де Соссюра), тогда как в более поздних работах Выготского показана опосредующая роль значения (плана содержания, в терминах Ф. де Соссюра). Значения же существуют в системе отношений с другими значениями и активируют всю целостную систему сознания человека.

Говорить о знаке как единичном стимуле не совсем корректно, и термин «рефлекс», даже в его психологической трактовке, содержательно слишком узок. Но в упомянутых выше экспериментально- теоретических разработках И.П. Павлова и Л.С.

Выготского содержится важная идея уровневости сознания: наличие первой и второй сигнальных систем у Павлова (1951) и натуральных и высших психических функций у Выготского (2005). При этом оба автора характеризуют второй уровень сознания как связанный с языком, с языковыми значениями.

В наших совместных исследованиях с В.В. Кучеренко был открыт интересный феномен генерализации «запрета видеть объект» на другие объекты, семантически связанные с запретным.

Испытуемым, находившимся в третьей стадии гипноза (когда человек может с открытыми глазами перемещаться по комнате и разговаривать не выходя из гипнотического транса), давалась команда-внушение, что, выйдя из гипноза, они не будут помнить ничего с ними происходившего, но при этом не будут видеть некий «запрещенный» объект (в наших исследованиях таким объектом были сигареты).

После выхода из транса испытуемый на просьбу экспериментатора назвать лежащие на столе предметы не только «не видел» сигареты, но и не замечал полную окурков пепельницу, спички или зажигалку. В последнем случае испытуемый мог видеть зажигалку и вертеть ее в руках, говоря: «какой-то цилиндрик, наверное, тюбик от валидола». Те.

в некоторых случаях испытуемый видел зажигалку, но забывал ее предметную функцию, связанную с курением. Мы берем слова «не видит» в кавычки, так как если запрещенный предмет был достаточно громоздким (как, например, лыжи в одной из серий), то испытуемый, перечисляя предметы, лежащие на столе, обходил торчащие из-за стола концы лыж.

На просьбу экспериментатора описать запрещенный объект, испытуемые затруднялись это сделать. Например, когда я спросил у испытуемого (курящего): «А что такое «курить»?», то он начал вспоминать осеннюю поездку «на картошку» (осеннее полевые работы), куда направляли в советское время студентов в помощь селу. «Там были мужики, пояснил он, которые, чего-то жевали и плевали.

Наверное, это они курили». На просьбу представить табачный киоск и то, что там продается, испытуемый затруднился это сделать. «Газетный киоск могу представить, овощной могу, а табачный не получается. В ответ на прямое внушение экспериментатора: «Ты можешь это представить. Что же там продается? Испытуемый вспомнил о расческах, талончиках на бензин и т.п.

, но так и не вспомнил о сигаретах и табаке. После прямого обращения к нему с протянутой в руке сигаретой: «На! возьми сигарету», испытуемый впал в глубокий транс. Т.е.

наблюдался тот же эффект вхождения в трансовое состояние при не решаемых или парадоксальных ситуациях, используемых для наведения транса в НЛП (нейро-лингвистическом программировании), буддийских коанах, или (что исследовалось в докторской дис — сертации Н.Л. Мусхелишвили) христианских притчах.

Феномен генерализации запретной инструкции на объекты, семантически связанные с запретным, сходен с феноменом, лежащим в основе методики семантического радикала А.Р. Лурии и О.С. Виноградовой (1971), где генерализация оборонительной реакции на семантически связанные с подкрепляемым ударом электрического тока объектом (у Лурии и Виноградовой таким объектом было понятие — слово «скрипка»), позволяет выделить семантические поля некой содержательной области. По мысли А.Р. Лурии, процессы динамики, происходящие в этих семантических полях на основе семантических связей значений, и задают процесс мышления, осуществляемый на девяносто процентов на неосознаваемом уровне.

В процессе наших исследований влияния постгипнотической инструкции на картину мира испытуемого мы столкнулись в ходе проведения эксперимента с ярким индивидуальным случаем (case study). Мы с В.В. Кучеренко ставили эксперименты с использованием гипноза в зимней психологической школе, где студенты проводили свои зимние каникулы, отдыхая и работая вместе с преподавателями.

Жили студенты по два человека в комнате, и, когда мы договорились с одним из студентов об участии в эксперименте, его сосед попросил разрешения присутствовать на сеансе и наблюдать происходящее. Дав согласие на присутствие этого студента в качестве наблюдателя, мы сделали его (дав в гипнозе соответствующую инструкцию испытуемому) «невидимым» для испытуемого.

Эксперимент, где испытуемый в трансовом состоянии заполнял матрицу данных, длился довольно долго, и студенту-наблюдателю надоело ждать. Решив, что раз он «невидимый», то может позволить себе заняться своими делами, не мешая ходу эксперимента, он включил электробритву и стал бриться, готовясь к вечерней студенческой дискотеке.

Наш испытуемый, дотоле спокойно заполнявший матрицу данных, буквально извелся. Он не мог понять источника этих дребезжащих звуков. Ведь сделав с помощью гипнотической инструкции его соседа «невидимым», мы не сделали его «неслышимым». Испытуемый сделал несколько полушагов к источнику звука. Сосед испуганно вскочил с кровати, где он сидел.

Однако испытуемый не попытался пройти сквозь «невидимого» соседа. Он остановился в нескольких сантиметрах от него и вошел в более глубокое трансовое состояние, чем был до этого. Этот яркий случай заставил нас глубоко задуматься, что же видит испытуемый.

Если бы он просто видел «запретного для видения» товарища, держащего в руках электробритву, то вряд ли бы ее звуки вызвали у него такое сильное недоумение. Но если он не видел соседа, то почему остановился и не попытался пройти сквозь него?

Анализ поведения испытуемых, которые «не видят» запрещенный объект, но обходят его, не «протыкают пальцем», указывая на другие предметы, позволил нам выдвинуть гипотезу о том, что испытуемые воспринимают «запрещенный» объект на уровне первой сигнальной системы, но не осознают его, так как у них заблокированы системы значений, связанные с запретной семантической областью. Они видят, но не осознают. Проведенный с испытуемым ассоциативный эксперимент на проблематику, связанную с запретной темой, показал, что из ассоциативного потока выпадают пласты лексики, непосредственно связанные со значением «запрещенного к видению» объекта. Так, при запрете «видеть сигареты» в ассоциативном эксперименте на тему «студенческая вечеринка» никто не вспомнил ассоциации, связанные с курением, в а ассоциативном эксперименте на тему «зимняя прогулка» никто не назвал ассоциации, связанные с «запретным» объектом «лыжи». Гипнотическая инструкция как бы временно вырезала (или блокировала) из вербального сознания значения, семантически связанные с «запрещенным» объектом.

Психика живого организма устроена системно и иерархически. И работа более поздних эволюционных центров не отменяет, а дополняет работу эволю- ционно более ранних центров, где сами они надстраивается над более древними (Бернштейн, 1990).

Как, например, протопатическая чувствительность пальца в экспериментах Д. Хебба (см.: Лурия, 1969) сохранялась при перерезании им у себя соответствующего нерва.

При нарушении более поздней и тонкой нервной чувствительности оставалась в сохранности более древняя и менее дифференцированная протопатическая чувствительность.

По-видимому, аналогичные уровневые отношения присущи и механизму сознания. Можно смотреть, не осознавая, но при этом воспринимать нечто и быть готовым к некой поведенческой реакции на воспринятый объект. Это один уровень отражения (в данном случае этот термин вполне уместен).

А можно и осознавать воспринимаемое, опосредуя его системой значений, включенной в целостный тезаурус языкового сознания. Это другой уровень. По мысли Л.С. Выготского, знаковая опосредованность, произвольность и осознанность тесно взаимосвязаны, и в его работах выступают фактически как разные аспекты единого процесса осознания.

Так, в книге «Мышление и речь» Выготский принимает за критерий осознанности значения (понятия) способность испытуемого дать его определение — ввести анализируемое слово в систему отношений, в контекст других значений.

Благодаря активации целостного языкового тезауруса мы потенциально можем воспринимать (осознавать) объект на любую глубину сознания, доступную данной языковой культуре или, осуществляя анализ и синтез элементов образа, порождать образы фантазии (Чуприкова, 1985).

Идея знаковой опосредованности сознания восходит к Гегелю и может быть выражена следующим образом. В ощущении, переживании, эмоциях нет гносеологической расчлененности, нет объекта и субъекта, они слиты в едином переживании.

Например, когда я провожу рукой по поверхности стола и чувствую ее гладкость, это одновременно и характеристика текстуры стола и мое переживание.

И только тогда, когда я называю ощущение, эмоцию, переживание словом (в нашем случае словом «гладкое»), я совершаю процесс отчуждения, выраженного в знаковой форме переживания, от моей непосредственной чувственности.

В этой противопоставленной, отчужденной от субъекта знаковой форме мое ощущение (переживание, эмоция) становится доступным коммуникации (как внешней, так и внутренней — автокоммуникации, по Бахтину) и тем самым — осознанным2.

Учитывая все вышесказанное, я считаю возможным дать рабочее определения сознания, хотя понимаю, что могу затронуть только один, пусть и важный аспект этой открытой, многомерной и сверхсложной системы.

Под сознанием я понимаю процесс вторичного восприятия объекта в превращенной знаковой форме и введения соответствующего объекту значения в систему отношений с другими значениями языкового тезауруса. При этом чем в большее число связей и опосредований включается воспринимаемый объект-значение, тем выше его осознанность.

Оговорюсь, что язык я понимаю в широком семиотическом аспекте, включая в него и язык символов, выразительных движений, мимику, ритуалы, архитектуру и пр., т.е. те формы иконических знаков, которые имеют устойчивое конвенциональное значение.

ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 14. ПСИХОЛОГИЯ. 2010. № 3

В. Ф. Петренко

ВЕРНЕМ ПСИХОЛОГИИ СОЗНАНИЕ!

Также читайте:

Источник: http://www.psyhodic.ru/arc.php?page=943