Есть ли совесть у животных? Откуда она у человека?
Андрей КОНЬ Мастер (1595) 6 лет назадВ Библии греческое слово, переведенное как «совесть» , буквально означает «со-знание, или знание самого себя» . В отличие от других земных созданий мы обладаем данной от Бога способностью познавать самих себя. В каком-то смысле мы можем остановиться, посмотреть на себя со стороны и дать нравственную оценку своим поступкам.
Как внутренний свидетель или судья, совесть может давать оценку нашим поступкам, чувствам и решениям. Она помогает нам принять верное решение или предостерегает от неверного. В итоге совесть может содействовать нашей радости или сильно мучить нас. Эта способность была вложена в мужчину и женщину с момента их сотворения.
Было видно, что и Адам, и Ева обладали совестью.
Например, после грехопадения они испытали стыд (Бытие 3:7, 8). Однако в каких-то случаях совесть может подсказать неверное решение. Поэтому, чтобы наша совесть правильно реагировала, нам нужно руководство святого духа Иеговы.
Павел писал: «Моя совесть свидетельствует со мной в святом духе» (Римлянам 9:1) Если мы принимаем решение в согласии с нашей обученной по Библии совестью, в нем будет отражаться богоугодный страх, а не личные желания. хрюстианин. Мыслитель (7592) 6 лет назад
Совесть чисто духовная особенность, а так как животные не созданы по образу и подобию Бога.
то у них нет совести, также как и духа, а дыхание не замена духа. Дух для принятия Бога в себя только у человека. У них есть чувства, но это душевные качества.
Источник: Истина.
Одинак Мастер (1165) 6 лет назад
И вы при этом должны постоянно раскусывать. Могу сказать, что сегодня она мешает, завтра без неё обойтись не смогут. Правда, смысла слову совесть как могу придать, так и не могу. Но почему-то меня всегда должны путать запутанными вопросами о вере. Я скажу, что в один период могу верить, в другой — нет. И конечно, же Дьявол боится такого ответа. Так же как и в вёдрах одинаково воды.
Олег Нагорный Оракул (73292) 6 лет назадНет. Совесть рождается из свободы побороть сильные побуждения физического и психического уровня природы ради более слабых, но зато согласных с системой нравственных ценностей. Животные такой способностью не обладают, поскольку чтобы управлять чем-то, нужно самому быть не сводимым к этому управляемому: чтобы оно выступало в качестве объекта твоего воздействия. Природа животных полностью сводима к душевно-физической жизни. Природе человека нравственную свободу дает духовный уровень. bichvv Мыслитель (6678) 6 лет назадОказывается все двуногие без перьев существа делятся на собственно людей и животных по количеству сигнальных систем. Первая сигнальная — это инстинкты и подсознание, вернее поведение, закодированное природой. Вторая — это речь, которая при наличии памяти позволяет существу использовать опыт как свой, так и чужой и накапливать его, при наличии письменности, для будущих поколений. Третья — это совесть, т. е. осознание того, что ты частица чего-то огромного и несёшь за неё полную ответственность и вносишь всё возможное в её совершенствование. И так два по два уже четыре. Первый — это сверхживотное (суперанимал) , без стыда и совести, без жалости и сострадания, без чести и достоинства, честолюбие и эгоизм в чистом виде ну просто Ис. Хс. просто сын человеческий, который неподсуден. На него можно только молится. О чём-то договориться или убедить невозможно, разве что товарищ «калашников» сумеет. Второй тип — это шестёрки первого (суггесторы) а при его неимении они его корчат из себя, а если невпротык, валяют дурака при третьем и четвёртом. Третий — это уже люди и имеют третью сигнальную но с ограниченной ответственностью, ООО короче (диффузный вид) но если воспитаются с первыми двумя, то могут даже выполнять их роль, но стать сверхживотным – никогда, да и выполнять роль четвёртого долго не смогут т. к. дурь каждого всякому видна. Четвёртый — это сверхчеловек (неантроп = ну любят эти вчёные по берберски ботать) . Я не буддист, простой православный бич. Будда от санскритского (священное письмо) т. е. древне русского или пробуждённый — т. е. по поверью в каждом человеке заложено Богом, так как он его частица, всё знание мира, и чем сильнее и больше проявит силы-воли тем больше он постигнет (продубит в себе) и самый совершенный достигнет знаний равные Богу и будет его воплощением на земле. Их уже было 96 человек, и если почитать доступную литературу, испытываешь уважение. А вот мне кажется, что Ис. Хс. более первый чем четвертый но второй это точно. Вот вкратце легенда о последнем Будде. Родился наследником престола, женат, имел наследника, но в 29 лет всё бро
Источник: Борис Диденко Цивилизация канибалов
// Slava // Мыслитель (8682) 6 лет назад
В Библии греческое слово, переведенное как «совесть» , буквально означает «со-знание, или знание самого себя» . В отличие от других земных созданий мы обладаем данной от Бога способностью познавать самих себя. В каком-то смысле мы можем остановиться, посмотреть на себя со стороны и дать нравственную оценку своим поступкам.
Как внутренний свидетель или судья, совесть может давать оценку нашим поступкам, чувствам и решениям. Она помогает нам принять верное решение или предостерегает от неверного. В итоге совесть может содействовать нашей радости или сильно мучить нас. Эта способность была вложена в мужчину и женщину с момента их сотворения.
Nina Просветленный (30423) 6 лет назадУ животных есть инстинкт, а совесть только у людей. Человеческий разум и совесть не могут проистекать из источника, стоящего ниже человека, эти дары должны происходить из сверхчеловеческого источника. Никто, кроме людей, не обладает качествами, связанными с правами человека, — разумом и совестью, — по той причине, что, в отличие от животных, люди, согласно Библии, созданы по «образу» Божьему (Бытие 1:27). . Только человек может властвовать над животными и растительным миром. Только человек имеет чувство морали и совесть. Только человек имеет широкую свободу выбора и такой развитой интеллект. Только человек имеет способность понимать существование Бога и владеет даром речи.
Источник: https://otvet.mail.ru/question/71665395
Совесть викторианцев
Совесть викторианцев
Естественный отбор не мог предвидеть, какой будет социальная среда Дарвина. Генетическая программа человека в отношении совести не включает такую опцию, как «зажиточный человек в викторианской Англии».
По этой причине (помимо прочих) мы не должны ожидать, что ранний опыт Дарвина мог бы формировать его совесть целиком как адаптацию.
Однако кое-что естественный отбор возможно «ожидал», например, переменчивость уровня местного сотрудничества от обстановки к обстановке, чего следует ожидать всегда. Стоит посмотреть, способствовало ли моральное развитие Дарвина его процветанию.
Вопрос о том, как совесть Дарвина его вознаграждала, в действительности есть вопрос о вознаграждении совести любого викторианца.
Моральный компас Дарвина являлся лишь обострённой версией базовой викторианской модели.
Викторианцы известны выразительностью своего «характера», и многие из них, если их перенести в наше время, казались бы до странности серьёзными и добросовестными, разве что менее Дарвина.
Сущность викторианского характера, согласно Сэмюэлю Смайлсу, заключалась в «правдивости, честности и добродетельности». «Честность в словах и делах — основа характера», — написал он в «Самопомощи»: «Верная приверженность правдивости — её наиболее яркая характеристика».
Обратите внимание на контраст с «индивидуальностью»: смесью обаяния, стиля и других социальных побрякушек, что в двадцатом столетии, как известно в значительной степени заменило характер в качестве мерила человека. Эта замена отмечается иногда с задумчивым предположением, что настоящее столетие — одна из моральных регрессий необузданного эгоизма.
Что ни говори, а «индивидуальность» добавляет так мало, как к честности, так и чести, но столь явно является мотором карьеризма.
Культура индивидуальности пропитана неглубокими чувствами, и легко впасть в ностальгию по дням, когда достаточная серьёзность характера формировалась в человеке не к самому концу жизни.
Но это не означает, что господство характера было эрой чистой честности, незапятнанной личным интересом.
Если Триверс прав в объяснении причин податливости совести, то «характер» — возможно, всё же корыстная вещь.
Сами викторианцы не колебались в использовании характера. Сэмюэль Смайлс одобрительно отмечал наличие у человека «подлинной независимости принципов и скрупулёзной приверженности правде» и отметил далее, что подчинение совести — «дорога к процветанию и богатству».
Сам Смайлс полагал, что «характер — это сила» (в смысле намного более высоком, чем «знание — сила»).
Он цитировал волнующие слова государственного деятеля Джорджа Каннинга: «Моя дорога должна лежать через Характер к власти; я не буду пробовать другие пути, я достаточно жизнерадостен, чтобы верить этому курсу, возможно, он не наибыстрейший, но наивернейший».
Если характер настолько способствовал продвижению в те дни, то почему сейчас это не вполне так? Здесь не место для дарвинианского трактата по моральной истории, но один возможный фактор очевиден: большинство людей в викторианской Англии жили в обстановке, эквивалентной маленькому городку.
Безусловно, урбанизация активно развивались и, следовательно, приближалась эра анонимности. Но, в сравнении с современностью, окрестности, даже городские, были стабильны. Люди были склонны к оседлости и сталкивались год за годом с одной и той же группой людей.
Это справедливо в пенатах родного города Дарвина, приятной деревни Шрусбери.
Если Триверс прав, и молодая совесть формируется посредством активного воздействия семьи, приспосабливаясь к местной социальной среде, тогда Шрусбери — это то место, в котором можно бы ожидать адекватного вознаграждения за Дарвиновские угрызения совести.
Есть, по крайней мере, две причины, по которым прямота и честность имеют конкретный смысл в малом социуме, стабилизируя социальное состояние. Одна состоит в том, что невозможно скрыть своё прошлое (что знает каждый, кто жил в маленьком городе).
В разделе названной «Самопомощи» — «Будьте тем, кем вы выглядите» Смайлс написал: «Человек должен действительно быть тем, кем он выглядит или намерен быть…. Люди, чьи действия находятся в прямом противоречии с их словами, не внушают никакого уважения, и их слова имеют весьма малый вес».
Смайлс привёл анекдот о человеке, который говорит, что «дал бы тысячу фунтов за ваше доброе имя — Почему? — Потому, что я заработаю на этом десять тысяч».
Дарвин, как его описала молодая Эмма Веджвуд, — «самый открытый и откровенный человек, которого я когда-либо видела, каждое его слово выражает настоящие мысли», это человек, хорошо приспособленный для процветания в Шрусбери.
Компьютерный мир Аксельрода во многом подобен Шрусбери: одна и та же, довольно маленькая группа характеров, стабильная день ото дня, все помнят, как вы вели себя на последнем контакте. Это, конечно, центральная причина того, почему взаимному альтруизму воздаётся внутри компьютера.
Если сделать компьютерный мир даже более похожим на маленький город, позволяя его существам сплетничать о том, насколько добросовестен (или нет) тот или другой, то совместные стратегии процветают даже эффективнее, поскольку в этом случае мошенники успевают совершить меньше надувательств до того, как люди начинают избегать их.
(Компьютер Акселрода используется различно. Поскольку моральный базис людей гибок, сотрудничество может распространяться из поколения в поколение (или деградировать) без каких-то изменений в общем геноме.
Таким образом, компьютер, ведя хронику таких волн, может моделировать культурные изменения, так как здесь скорее моделируются именно они, чем генетические, как в прошлой главе).
Вторая причина столь плодотворной любезности в местах, подобных Шрусбери, состоит в том, что люди, с которыми вы любезны, остаются вашими соседями в течение долгого времени. Даже расточительные расходы социальной энергии, типа широкого дарования теплых шуток, могут быть значимой инвестицией.
Смайлс написал: «Те небольшие знаки внимания, из которых состоят мелочи жизни, и сами по себе имеющие небольшую ценность, приобретают большую важность от повторения и накопления». Он заметил, что «благожелательность — превалирующий компонент во всех видах взаимовыгодного и приятного общения людей.
Леди Монтекью сказала: «Ничто не стоит так дёшево и не ценится так дорого, как вежливость… «Покоряя души», сказал Бурлей королеве Елизавете,»Вы получаете все мужские сердца и кошельки»».
Фактически, любезность, конечно, что-то стоит: немного времени и психической энергии. В наши дни любезность покупается не слишком активно, по крайней мере, если она не направляется лазером.
Многие (если не большинство) людей, с которыми мы ежедневно сталкиваемся, не знают, кто мы есть и никогда не станут это узнавать. Многие наши знакомства могут быть лишь мимолётными. Люди часто перемещаются, меняют рабочие места.
Так что репутация честного человека сейчас менее значима, и жертвы всех видов, даже в пользу коллег или соседей, с меньшей вероятностью возмещаются в будущем.
В наши дни человек среднего класса, который своим примером учит своего сына быть хитрым и лишь внешне искренним, широко прибегать к той или иной лжи, более стараться обещать, чем доставлять, может хорошо подготовить его для успеха в жизни.
Это можно видеть в компьютере Аксельрода.
Если изменить правила и позволить частое перемещение из группы в группу, чтобы было меньше шансов пожать то, что вы посеяли, то мощь TIT FOR TAT явно убывает, а успех более подлых стратегий возрастает.
(Здесь мы снова используем компьютер, чтобы моделировать культурное, а не генетическое развитие; средний уровень совести изменяется, но не из-за основных изменений в генетическом пуле).
В компьютере, как и в жизни, эти тенденции самоподдерживаются.
Когда уменьшается количество процветающих кооперативных стратегий, то снижается количество локально доступных коопераций, что далее обесценивает сотрудничество так, что количество процветающих кооперативных стратегий падает ещё более.
Закономерность работает и в обратную сторону: чем более добросовестны викторианцы вокруг, тем больше имеет смысл быть добросовестным. Но когда по любой причине маятник, наконец, достигает апогея и преграждает путь назад, то естественно двигается с ускорением.
Этот анализ до некоторой степени просто подчеркивает старые трюизмы про следствия городской анонимности: житель Нью-Йорка груб, а Нью-Йорк полон воров-карманников. Но аналогия не слишком далека. Фокус здесь не только в том, что люди бдительно озираются вокруг, выглядывая обманщиков, и сознательно противостоят им.
Процесс они ощущают смутно, если ощущают вообще; процесс начался, когда они только учились говорить, контуры их совести настраивались для них семьёй (которая сама не всегда понимает то, что происходит) и другими источниками обратной связи окружающей среды. Культурное влияние может быть столь же бессознательно, как и влияние генов.
Не удивительно, что они оба так глубоко переплелись.
Тот же самый фокус фиксируется на чрезвычайно обсуждаемой в наши дни теме — бедным, находящимся во власти преступности внутренним городам Америки. Начинающим преступникам не нужно смотреть вокруг, оценивать ситуацию и рационально выбирать преступную жизнь.
Если бы это была вся правда, то стандартное решение блокировки криминальности — «изменить структуру побуждений», чтобы криминальности уверенно «не воздавалось», — могло бы работать лучше.
Дарвинизм предлагает более тревожную правду: совесть многих бедных детей с раннего возраста, и именно способность для симпатии и вины, погружена в криминальную обстановку и по мере их роста отливает её в эту тесную форму.
Источник этой болезни, возможно, лежит вне городской анонимности. Многие люди в таких городах вызывающе ограничили свои возможности для «легального» сотрудничества с большим миром.
Мужчины, склонные к риску вследствие их принадлежности к мужскому полу, не имеют долговременных ожиданий от жизни, которые для очень многих людей само собой разумеются.
Мартин Дали и Марго Вилсон доказывали, что «короткие временные горизонты», в течение которых преступники знамениты, могут быть «адаптивным ответом на прогноз о перспективах долголетия и конечного успеха».
Сэмюэль Смайлс писал: «Богатство и статус не обязательно связаны с качествами истинного джентльмена». «Бедный человек может быть истинным джентльменом, и по духу, и в повседневной жизни.
Он может быть честен, правдив, откровенен, вежлив, сдержан, храбр, уважать себя и управлять собой, то есть быть истинным джентльменом».
Значит, «ни высший, ни низший, ни богатейший, ни беднейший, ни любого другого ранга или условий жизни не отрицает самое высокое благо характера — большое сердце». Это хорошая мысль, и она может оставаться верной в течение первых нескольких месяцев жизни.
Но, по крайней мере, в современных условиях это всё, скорее всего, станет ложным после их окончания.
Некоторым людям может показаться странным слышать от дарвиниста характеризацию преступников, как более «жертв общества», чем жертв дефектных генов. Но в этом как раз и есть одно из различий между дарвинизмом конца этого столетия и дарвинизмом предыдущего.
Раз уж вы думаете о генах, как программе поведенческого развития, и не только поведения, как формирователя юной психики, соответствующей контексту, тогда все мы начинаем напоминать жертв (или бенефициариев) нашей среды не менее, чем наших генов.
Следовательно, можно объяснить различие между двумя группами (скажем, социально-экономическими или даже этническими) условий развития вне независимости от генетических различий.
Конечно, нет никакой метки «городского люмпена» в программе развития, формирующей совесть, также как нет метки «викторианца».
(Действительно, деревня Шрусбери более соответствует тем условиям, которые естественный отбор «ожидал бы», чем сегодняшние большие города), однако «совершенство», с которым реализуются городские возможности для обмана, предлагает, что наследственная среда, часто или нет, но представляла-таки возможности для выгодного преступления.
Источник: https://psibook.com/library/2435/61.html
Животные, наделенные совестью
За труд свой дар нечистой совести возьми.
В. Шекспир. Ричард II.
Истинная мораль в высшем человеческом понимании этого слова предполагает такой интеллект, которого нет ни у одного животного, и, наоборот, моральная ответственность человека не могла бы возникнуть, если бы она не опиралась на определенные эмоциональные основы.
Даже у человека ощущение ответственности уходит корнями в глубинные инстинктивные слои его психики, и он не может безнаказанно выполнять все требования холодного рассудка.
Хотя этические побуждения как будто вполне оправдывают какое-то отдельное действие, внутренние чувства все-таки могут восставать против него, и горе человеку, который в подобном случае послушается голоса рассудка, а не голоса чувств. В связи с этим я расскажу небольшую историю.
Много лет назад, когда я работал в Институте зоологии, под моей опекой находилось несколько молодых удавов, которых кормили умерщвленными мышами и крысами. Взрослая мышь вполне насыщает молодого питона, и дважды в неделю я убивал по мыши для каждого из моих шести подопечных, которые без возражений брали свой обед у меня из рук.
Мышей, однако, труднее разводить, чем крыс, и этих последних в распоряжении института было гораздо больше. Змей можно было бы кормить и крысами, но в этом случае мне пришлось бы убивать крысят, а крысята величиной с мышь — очаровательные существа, по-детски неуклюжие, круглоголовые, большеглазые, с толстыми лапками.
Поэтому я избегал их трогать, и только когда запас мышей в институте был моим стараниям сведен до минимума, мне пришлось обратиться к крысятам. Я ожесточил свое сердце, спросив себя: — кто я — зоолог-экспериментатор или сентиментальная старая дева? А затем убил шесть крысят и скормил их своим подопечным.
С точки зрения кантианской этики мой поступок был вполне оправдан, так как рассудок говорит нам, что убийство крысят ничуть не более предосудительно, чем убийство взрослых мышей.
Но чувствам, скрытым в глубине человеческой души, нет дела до логических выкладок, и на этот раз я дорого заплатил за то, что послушался рассудка и совершил это претившее мне детоубийство. Не менее недели мне каждую ночь снились убитые крысята.
Такая форма раскаяния, уходящая своими корнями глубоко в сферу эмоционального, имеет известную параллель в психическом строе некоторых высокоразвитых животных, живущих в сообществах, — на этот вывод меня натолкнул определенный тип поведения, наблюдать который мне часто доводилось у собак. Я не раз упоминал моего французского бульдога Булли.
Он был уже стар, но еще не утратил живости характера к тому времени, когда, отправившись в горы кататься на лыжах, я купил ганноверскую ищейку Хиршмана, а вернее — Хиршман взял меня в хозяева, буквально увязавшись за мной в Вену.
Его появление было тяжелым ударом для Булли, и если бы я знал, какие муки ревности будет переживать бедный пес, то, пожалуй, не привез бы домой красавца Хиршмана.
День за днем атмосфера становилась все более гнетущей, и в конце концов напряжение разрешилось одной из самых ожесточенных, собачьих драк, какие мне только доводилось видеть, и единственной, завязавшейся в комнате хозяина, где обычно даже самые заклятые враги соблюдают строжайшее перемирие.
Пока я разнимал противников, Булли нечаянно цапнул меня за правый мизинец. На этом драка кончилась, но Булли испытал жесточайший нервный шок и впал в настоящую прострацию. Хотя я не только не выбранил его, но, наоборот, всячески ласкал и утешал, он неподвижно лежал на коврике, не в силах подняться — воплощение неизбывного горя.
Бедный пес дрожал, как в лихорадке, и время от времени по его телу пробегали судороги. Он дышал неглубоко, но порой конвульсивно всхлипывал, и из его глаз катились крупные слезы. Он действительно был не в состоянии стать на ноги, и несколько раз в день я должен был на руках выносить его во двор.
Оттуда он, правда, возвращался самостоятельно, однако шок так парализовал его мышцы, что он не столько шел, сколько волочился по земле. Тот, кто не знал настоящей причины, мог бы подумать, что Булли серьезно болен. Есть он начал лишь через несколько дней, но и тогда соглашался брать пищу только из моих рук.
Много недель он подходил ко мне смиренно и виновато, что производило особенно тягостное впечатление, так как обычно Булли был весьма самостоятельным псом, меньше всего склонным к угодничеству. Терзавшие его угрызения совести производили на меня тем более мучительное впечатление, что моя собственная совесть была отнюдь не чиста.
Приобретение новой собаки уже представлялось мне совершенно непростительным поступком.
Один старый гусак, тиранивший всех остальных, по-видимому, считал своим призванием дразнить собак. Его супруга сидела на яйцах возле небольшой лестнице, которая ведет из сада во двор к калитке. Так как собаки свято соблюдали ими же самими возложенную на себя обязанность лаять у калитки всякий раз, когда ее открывали, им приходилось пробегать по лестнице довольно часто.
Старый гусак вскоре обнаружил, что, расположившись на верхней ступеньке, он получает великолепнейшую возможность досаждать собакам, щипая их за хвосты, когда они пробегают мимо. Благополучно миновать этого шипящего Цербера можно было, только мчась во всю прыть и старательно пряча хвост между ногами.
Добродушный и впечатлительный Буби, принадлежавший моему отцу, сын Титы, дед вышеупомянутого Волка I и прапрапрадед Сюзи, очень страдал из-за такой агрессивности старого гусака, который из трех наших собак облюбовал для своих нападений именно его. Буби завел привычку болезненно взвизгивать всякий раз, когда ему предстояло вступить на роковую лестницу.
Невозможная ситуация разрешилась трагикомически. В один прекрасный день злой старый гусак был найден на своей ступеньке мертвым.
Буби же исчез. Он не явился к кормежке, и после долгих поисков его удалось обнаружить в темном углу на чердаке прачечной, куда наши собаки при обычных обстоятельствах никогда не забирались. Буби лежал там в полной прострации.
Я представил себе, что произошло, не менее ясно, чем если бы видел это собственными глазами. Старый гусак так сильно вцепился в хвост пробегавшего мимо Буби, что пес не удержался и куснул источник боли.
При этом, к несчастью, один из его резцов нажал на череп старого гусака, причем повреждение это оказалось роковым скорее всего только потому, что старику было уже двадцать пять лет и кости его стали хрупкими от возраста.
Буби не наказали, учитывая смягчающие обстоятельства, а также физическое состояние жертвы.
Источник: http://www.ahmerov.com/book_753_chapter_23_ZHivotnye,_nadelennyesovestju..html
Есть и такое мнение…
Есть ли у животных совесть? У животных вообще нет совести, так как у них в мозгу отсутствует зона, где «располагается» эта самая совесть. Она есть только у человека, утверждают ученые. А человеческие качества мы сами придумываем для четвероногих.
Поэтому взывать к совести и покаянию провинившегося питомца – напрасный труд. Животные, говорят ученые, в отличие от людей, не понимают, что в тех или иных ситуациях они поступает плохо, причиняя вред другим.
Они не мучаются и не раскаиваются, постоянно терзая себя мыслями о вине. А «виноватое» выражение на морде?! Увы, это — не что иное, как копирование человеческих эмоций, говорят ученые.
Многие виды животных способны бессознательно подражать поведению человека, но это, ни в коем случае не подтверждение того, что питомцу «стыдно»…
Да, у высших животных есть некое подобие интеллекта, признают ученые. Но их образ мышления совершенно не похож на человеческий. Конечно, они способны испытывать определенные эмоции, скажем, привязанность к человеку, который их кормит, но неспособны делать сложные выводы. В основном ими управляют природные инстинкты, и они не могут контролировать свои поступки так же, как это делает человек.
Животное не в состоянии осознать, что поступило неправильно: оно просто следовало своим инстинктам. Однако оно видит, что вы недовольны, или вы даже сделали ему больно.
Если ваш любимец усвоит, что определенные поступки приводят к хозяйскому недовольству и физическому наказанию, то он перестанет так поступать или постарается скрыть свой поступок, но не потому, что раскаивается, а потому, что боится отрицательных последствий.
Кстати, если вы хотите, чтобы животное прекратило плохо себя вести, наказание должно следовать сразу же за проступком, советуют эксперты. По прошествии времени питомец вообще будет не способен понять, за что, собственно, его наказывают.
Уговорили: совести нет – ее и у некоторых людей не имеется.
Но как же быть с другими «человеческими» качествами, когда, например, собака или кот намеренно себя плохо ведут, скажем, гадят в неположенном месте? Животные, в отличие от людей, козни строить не умеют.
Скорее всего, неподобающее поведение вызвано стрессовой ситуацией, как-то: хозяйская ссора, ремонт в квартире, изменение привычного распорядка — да мало ли мы создаем неприятностей любимцу…
Причиной «дурного поведения» могут являться и болезни, например, заболевания почек. Если кошка или собака начала так себя вести внезапно, а раньше все было в порядке, то стоит поискать причину и, может быть, обратиться к ветеринару.
Далее исследователи «прошлись» и по любви наших питомцев к нам. Опять же утверждается, что не любят нас наши четвероногие подопечные так же, как мы их – ну не могут они!
Кошка ластится? Чтобы получить подачку! А вспрыгивает на колени или прижимается к боку вовсе не от полноты чувств, а потому, что ей холодно… Если кошка за вами постоянно ходит, говорят скептики, то ей от вас что-то нужно. А чужих питомица игнорирует, потому что еще непонятно чего от них ждать…
Даже собачьей верности и преданности досталось: собаки находятся в зависимости от нас и действуют по принципу «ты — мне, я — тебе»
Почему животные ведут себя агрессивно? Возможно, люди ассоциируются у них с какой-то опасностью. Бывают и животные с психическими патологиями…
Да, соглашаются исследователи, животные способны испытывать в нашем присутствии те или иные эмоции, но это совсем не похоже на то, что испытываем мы, люди, друг к другу…
А может оно и к лучшему? Потому что, подчас, гомо сапиенс обуревают такие чувства и мысли, что если бы и у других представителей фауны было то же в голове, мы бы планету испепелили.
Животные просты и искренни, как заря человечества – дети. Их альтруизм, взаимовыручка, безмерная любовь к своим детям просто потрясают. Хотя, да, конечно, мы – «разные биологические виды»…
28 мая 2015
Источник: http://www.zooplandia.ru/encyclopedia/cats/nobreed/46259958-Est-i-takoe-mnenie
Загрузка...
