Игра общая касса и особенности российского менталитета — психология

Клуб Здорового Сознания

Игра Общая касса и особенности российского менталитета - психология

Игра «Общая касса» — одна из игр, направленных на диагностику и развитие умения сотрудничать (). Ее авторы — Бенедикт Херрман, профессор Школы экономики, Саймон Гехтер Института изучения труда (Ноттингем, Великобритания).

В игре обнаруживаются «зайцы» — нечестные участники, паразиты, склонные хитростью обогащаться за чужой счет, и «кооператоры» — люди честные, склонные к сотрудничеству и поиску общей пользы.

Игра состоит из двух взаимосвязанных частей: в первой обнаруживались «Зайцы» и «кооператоры», во второй — исследовалось склонность людей к наказанию и влияние наказания на их поведение.

Проводимая в западных странах, игра показала следующие закономерности:

  • Участники были готовы наказывать нечестных участников, даже тратя на это свои деньги.
  • Участники наказывали только нечестных участников.
  • Введение зайцам наказания уменьшает их паразитизм и увеличивает их кооперативный настрой, готовность к сотрудничеству.
  • В целом, возможность наказания за нечестность усилило склонность к сотрудничеству и кооперации.

Игра проводилась в России с целью эксперимента в области кросс-культурных исследований.

Авторы отобрали с помощью объявлений, обещавших добровольцам небольшое вознаграждение, свыше 560 человек в Курске и в одной из курских деревень (1 жетон = 2.5 рубля + 100 рублей за участие независимо от результата).

Люди набрались из четырех групп — взрослых городских жителей (от 30 до 70) лет, среднее получилось 44), молодых городских жителей (16-22, среднее — 20), а также взрослых и молодых из деревни.

Итоги российского эксперимента оказались неожиданными:

  • Русские группы показали изначально достаточно высокую готовность к сотрудничеству (ничего не давали в общий котел только 10-15% участников).
  • Ни в одной русской группе введение наказания не повысило степень кооперативности, а во взрослой городской группе даже понизило ее.
  • Русские «Зайцы» игнорировали наказания и продолжали хитрить (паразитировать за счет остальных), несмотря ни на что.
  • Участники наказывали не только «зайцев», но и активных «кооператоров». Во всех четырех группах наблюдалась тенденция сильно наказывать не только тех, кто в первой игре внес меньше двух других, но и тех, кто внес больше. В сумме по всем подгруппам число наказанных таким образом «активных кооператоров» составляло от трети до двух третей от общего числа наказанных.
  • Общая склонность русских участников игры наказывать своих партнеров — как «зайцев», так и «чрезмерных кооператоров» — в целом одинакова для всех. Эта непонятная озлобленность (spite) не зависит ни от возраста, ни от жизненного опыта.

Итого — возможность наказания привело к снижению готовности к сотрудничеству. После сообщения о наказании «зайцев» средний размер вклада каждого участника в общий котел при второй игре существенно уменьшился (кроме деревенской группы взрослых людей).

Авторы пишут: «Больше всего нас поразили два обстоятельства: почти полное отсутствие воздействия наказания на склонность к сотрудничеству и в то же время крайне резко выраженная склонность к наказанию.

Исходя из экспериментов, проведенных нами в западных странах, мы, конечно, ожидали определенного наказания тех, кто вносил слишком мало или совсем ничего, но мы не могли даже представить себе, что участники будут наказывать — и к тому же крайне решительно — тех людей, которые вносили столько же или даже больше, чем они сами».

Если перевести это на более понятный русскому читателю язык, авторов больше всего удивило, что русского человека даже угрозой наказания не удается склонить к кооперации с себе подобными (причем к кооперации, направленной, как ему внятно объяснили, на его же собственную выгоду), зато он готов сурово наказывать других (от которых зависит его выгода) — и не только тех, кто хотел бы проехаться за его счет, (что естественно), но даже тех, кто готов, судя по их вкладу, вполне честно с ними сотрудничать. А уж особенно сердят его те, которые «высовываются» и «строят из себя, что они лучше других».

Источник: https://psy-space.ru/?page=igra-obschaya-kassa-i-osobennosti-rossiyskogo-mentaliteta

Особенности российского менталитета и стиль менеджмента

Особенности российского менталитета и стиль менеджмента

Полина

05.07.2011 03:00

Особенности «российского менталитета» и условия его формирования влияют не только на повседневную жизнь, но и на профессиональную.

С. В. Бадмаева и Е. К. Тимофеева в своей статье «Влияние «российского менталитета» на стиль российского менеджмента», опубликованной в журнале «Психологическая наука и образование» №5 за 2010 год, ставят основной целью работы выявление специфики российского менеджмента с учетом национальных особенностей русского народа.

https://www.youtube.com/watch?v=Vvd7YXjsGl8

Сущность менталитета как социального явления, отмечают авторы, сплочение людей в социальные, исторические общности посредством общей устойчивой духовной настроенности их внутреннего мира.

Важно отметить, что соответствие между менеджментом сглаживает противоречия между управляемыми и управляющими, способствует преодолению кризисных ситуаций.

Герт Хофстейд выделил несколько аспектов, характеризующих менеджеров, специалистов и организацию в целом:

  1. Индивидуализм-коллективизм.
  2. Оценивает степень интеграции индивидов в группы.

  3. Дистанция власти.
  4. Измеряет степень, в которой наименее наделенный властью индивид в организации принимает неравноправие в распределении власти и считает его нормальным положением вещей.

  5. Стремление к избеганию неопределенности.
  6. Измеряет показатель, насколько люди чувствуют угрозу от неопределенных, неясных ситуаций, и степень, в которой они стараются их избегать.

  7. Мужественность-женственность.

Измерение мужественности/женственности имеет большое значение для определения методов мотивации на рабочем месте, выбора способа решения наиболее сложных задач, для разрешения конфликтов.

В России значения по данным аспектам распределились следующим образом:

  1. По шкале «индивидуализм-коллективизм» в результате исследований получилось среднее значение, что свидетельствует о наличии достаточно высокой степени разнообразия по данному параметру.
  2. Параметр дистанции власти в России один из самых высоких (по сравнению с другими странами). Высшее руководство дистанцируется от рядовых работников, а подчиненные, в свою очередь, рассматривают руководство как «других» людей.
  3. Тенденция к избеганию неопределенности оценивается как высокая, это говорит о том, что для большинства работников характерна тревога за будущее, боязнь неудач, слабая готовность к риску, низкая мотивация.
  4. Г. Хофстейд отнес Россию к «женственному» типу менталитета, для которого характерны высокая степень толерантности, низкая степень дискриминации, социальная ориентация. Тем не менее, он отмечает, что за последние 10-15 лет происходят изменения в сторону «мужественности».

Стоит отдельно выделить особенности и условия формирования «российского менталитета».

Исторически сложилось так, что система коллективизма, социального равенства, уравниловки была распространена в русском обществе задолго до установления социалистического строя, подавляющее большинство населения России до начала XX века жили общинами.

Следует отметить, что русские не любят государство, они или бунтуют против государства, или покорно несут его гнет.

Противоречие между русской анархичностью, любовью к вольности и русской покорностью государству, согласием народа служить огромной империи также необходимо учитывать.

Русская культура, всегда провозглашала, что «не в деньгах счастье». Богатство вызывает зависть и неприязнь, распространен принцип «мы бедные, но гордые».

В России не принято улыбаться посторонним. Серьезное, сосредоточенное выражение лица русских на улице — не признак их особой мрачности, а лишь традиция, считающая улыбку чем-то сокровенным и предназначенным близкому и приятному человеку.

Стоит отметить, что по отношению к труду и ведению дел, в русском менталитете прослеживается четкое разделение между «работой на себя» и «работой на хозяина». В итоге качество работы зависит от того, как работник воспринимает свой труд.

С одной стороны русские любят рисковать, с другой, довольно часто, излишне осторожны и подозрительны, из-за этого противоречия принятие окончательного решения часто откладывается.

Обобщая рассмотренные характеристики, можно выделить особенности русского менталитета:

  1. Дуализм.
  2. Максимализм и нигилизм одновременно.
  3. Нежелание брать на себя ответственность за свою судьбу.
  4. Полная самоотдача тому, во что ( в кого) данный момент верит субъект.
  5. Неготовность к компромиссам и сотрудничеству (эти проявления расцениваются как слабость).
  6. Постоянная борьба за идею.
  7. Терпение как способ ответа на внешние обстоятельства и способность к самопожертвованию.
  8. Высокие адаптационные способности, креативность.
  9. Патологически тяжелое эмоциональное переживание своих неудач.

Авторы отмечают, что спецификой российского менеджмента должна стать опора на трудолюбие работника, ориентация на старательность и пунктуальность.

Стратегическая же перспектива русского менеджмента — движение к более мягкому по форме, но более эффективному по содержанию управлению.

Также стоит ориентироваться на то, что люди могут работать не столько ради денег, сколько ради осуществления какой-либо общественной, политической или религиозной идеи. В российском менеджменте невозможно ни слепое копирование западного или восточного опыта, ни полное отрицание достижений западной и восточной школы менеджмента.

Бадмаева С. В., Тимофеева Е. К. Влияние «российского менталитета» на стиль российского менеджмента // Психологическая наука и образование. — 2010. — №5.

Чтобы оставить комментарий, необходимо авторизироваться.

Чтобы оставить комментарий, необходимо авторизироваться.

Источник: http://psychlib.ru/otherdocs/guide/87.html

Мы такие, они – другие, или особенности менталитета

Мы такие, они – другие, или особенности менталитета

Вроде бы люди везде одинаковые – у каждого две ноги, две руки, одна голова, они ходят на работу, женятся, разводятся, растят детей, ездят в отпуск… Но если оказываешься в чужой стране не на пару дней туристом, а так, чтобы увидеть ее жизнь изнутри, начинаешь постепенно замечать отличия и понимаешь – они не такие как мы. У них по-другому складываются мысли, у них другие ценности, желания, стремления. Иначе говоря, у них совершенно другой менталитет.

Мы живем в такое время, когда в отличиях менталитетов разбираться жизненно необходимо. Ведь то, что целые народы не понимают друг друга, может обернуться большой бедой для человечества.

Уретральный менталитет (а если точнее – уретрально-мышечный) отличает нас, жителей постсоветского пространства, от остальных жителей планеты Земля. Многое из того, что происходит в современном мире, нам видится через себя. Оценивая другие народы со своей уретрально-ментальной колокольни, мы частенько делаем ошибочные выводы.

Разбираться в особенностях менталитетов так же важно, как в особенностях врожденных психических свойств и желаний – векторов.

Системно-векторная психология различает четыре вида менталитета, которые отвечают свойствам четырех нижних векторов – кожного, уретрального, анального и мышечного. Каждый из менталитетов имеет общие свойства определённого вектора, эти свойства проявляются в обществе, как общая ментальная надстройка. Именно эта надстройка отличает один народ от другого.

К примеру, в странах с кожным менталитетом общество рациональное, прагматичное, ориентированное на потребление и комфорт. Кто может больше других потреблять, тот и считается наиболее успешным. Цивилизация стран с кожным менталитетом опирается на торжество закона.

Между людьми существует определённая дистанция, потому что кожники — индивидуалисты. Именно в странах с кожным менталитетом происходит развитие высоких технологий, стандартизация, оптимизация… Страны с кожным менталитетом – это США и государства Западной Европы.

В странах с анальным менталитетом царит патриархат и вековые традиции, включая кровную месть. Ценность – род, семья, родная кровь.

Месть для носителей анального вектора – способ выровнять чувство справедливости (обида, ощущение несправедливости – это нехватки анального вектора).

Женщина в странах с анальным менталитетом занимает свое место, которое часто ограничивается местом хранительницы семейного очага, жены и матери. Страны с анальным менталитетом – это страны арабского мира.

Страны с мышечным менталитетом – это Китай и Индия. Функции мышечного вектора – физический труд и воспроизведение демографии. Китай и Индия – страны, которые отличаются наиболее высоким приростом населения.

Уретральный менталитет – это мы, жители постсоветского пространства. Наша общая ментальная надстройка ориентирована на систему ценностей уретрального вектора (напомню, что уретральный вектор – это вектор вождя, вершина иерархии человеческой стаи). Наш менталитет имеет свои плюсы и минусы.

Например, мы отличаемся от других народов стремлением к доминантности (смешной и непонятной для рациональных кожников). «Круто» — это наше словцо. «Крутая тачка», «крутой прикид», даже если в кармане всего 5 долларов. Если не получается «быть», то нам важно хотя бы выглядеть доминантно.

«Кожный» миллионер, наоборот, не стремится выделиться внешне – у него вполне среднестатистические автомобиль и одежда.

Мы иррациональны, нелогичны (отчего кожникам мы кажемся безумными и опасными), таковы свойства уретрального менталитета. Мы не умеем быть рациональными, прагматичными.

Зато мы широкие душой, щедрые, готовые на героические подвиги ради идеи, ради Родины, ради высоких целей. Человек с уретральным менталитетом может отдать жизнь за свою Отчизну. Мы – коллективисты, а не индивидуалисты.

Мы готовы помогать слабым и нуждающимся, ведь свойство уретрального вектора – милосердие, отдача по нехваткам.

Именно тут кроется ловушка, которая постигла украинцев. Нам кажется, что это нормально и естественно – помогать слабым, потому что мы так видим через себя. Если бы мы были сильными, мы бы точно помогали слабым. Украина – страна с шаткой, неустоявшейся, разворованной экономикой, и нам кажется, что сильные страны (кожные) собираются нам помочь.

И только понимая точные системные отличия менталитетов, мы видим, что это – ошибка. Носители кожного менталитета не помогают слабым, наоборот – поддерживают сильных. В кожном менталитете, и тем более в их кожно-обонятельной политике, нет никакого милосердия к слабым странам со слабыми недальновидными руководителями.

Читайте также:  Правила - психология

Если пересмотреть историю, мы убедимся в том, что страны с кожным менталитетом никогда не видели в Украине союзника. Они видели в этой стране колонию, источник ресурсов для обогащения и бесплатную рабочую силу, но не равного союзника. Народ Украины грабили или обманывали пустыми обещаниями, обворовывали и использовали.

Кому-то кажется, что теперь-то – современный мир, цивилизация и технологии, что все сейчас по-другому. Но нет, отличия менталитетов – это то, что определяло политические отношения с соседними странами сотни, и даже тысячи лет. Сейчас все точно так же, как было раньше. История повторяется. Войны перешли в другой формат – информационный. Грабёж обрёл культурный и дипломатический вид.

Человек, изучивший системно-векторную психологию, глубоко понимает, как один народ ментально отличается от другого. Но таких людей пока еще мало в сравнении с теми, кто пока не разбирается в отличиях менталитетов. Поэтому мир сейчас балансирует на грани третьей мировой войны. То, что происходит, несет реальную угрозу ядерной войны.

Точно так же, как мы видим страны с кожным менталитетом через себя, жители кожных цивилизаций видят через себя страны с уретральным менталитетом. Они ожидают в ответ на свои действия одной реакции, руководствуясь своей кожной, рациональной логикой, а получают другую, уретральную, иррациональную, нелогичную, которую никак не ожидали.

То, что происходит сейчас – это опасная игра с огнем, в котором может вскоре полыхать весь мир.

Понимание отличий менталитетов дает возможность не предполагать, а безошибочно видеть то, что происходит в мире, видеть геополитические процессы и истинные намерения мировых игроков.

Ведь мы живем в удивительное, сложное время – время перемен, время перехода из одной фазы развития человечества в другую. Время, когда единое человечество все еще воюет само с собой.

Время, когда человек промежуточный, культурного типа, может сильно навредить сам себе, как может навредить себе неопытный подросток, не знающий жизни…

Статья написана с использованием материалов тренинга по системно-векторной психологии Юрия Бурлана

Источник: http://polyova.com/2014/07/my-takie-oni-drugie-ili-osobennosti-mentaliteta/

Особенности российской ментальности

Особенности российской ментальности

«Загадочная русская душа» складывалась под влиянием целого ряда факторов. Прежде всего, необходимо отметить геоклиматические условия, с суровым климатом, однообразным ландшафтом, огромными непроходимыми лесными массивами, которые приводили к необходимости выживать сообща, осваивать территории только усилиями значительных масс людей и невозможности существовать в одиночку.

Анализируя влияние татаро-монгольского ига, постоянного противостояния внешним иноземным притеснителям, многие исследователи подчеркивают формирование особого чувства «мы» людей, вынужденных противостоять внешним противникам «они». Это, с одной стороны, требовало массовой концентрации населения, а с другой, тормозило развитие индивидуального сознания. Указанные факторы детерминировали развитие коллективистской
культуры.

Приведем несколько результатов исследований ментальности представителей российского этноса.

Остается лишь отметить, что хотя данные исследования являются весьма иллюстративными, в то же время остаются весьма спорными в некоторых случаях как интерпретация экспериментального материала, так и сами методологические подходы, применяемые авторами.

Перечисленные ниже исследования, выполненные как классиками науки, так и учеными, работающими в конце 20-го века, выявляют некоторые отдельные грани ментальности российского этноса.

В. О. Ключевский выделял такие исторически выработавшиеся характеристики российской ментальности как: — надежду на успех, удачу, а не на расчет, наклонность «дразнить счастье», «играть в рулетку» — знаменитый авось.

Автор считает, что крайне непредсказуемые погодные и климатические условия и связанный с этим обман самых скромных ожиданий крестьянина приводят к решению противопоставить капризу природы собственную отвагу и выбрать самое безнадежное и нерасчетливое решение.

— неспособность к размеренному «плановому» труду и, напротив, готовность к мобилизационным моделям жизни с краткосрочным напряжением всех сил и эмоциональным надрывом. В. О. Ключевский отмечает: «Короткое русское лето умеет еще укорачиваться безвременным нежданным ненастьем.

Это заставляет великорусского крестьянина спешить, усиленно работать, чтобы сделать много в короткое время и вовремя убраться с поля, а затем оставаться без дела осень и зиму.

Так великоросс приучался к чрезмерному кратковременному напряжению своих сил, привыкал работать скоро, лихорадочно и споро, а потом отдыхать в продолжение вынужденного осеннего и зимнего безделья. Ни один народ в Европе не способен к такому напряженному труду на короткое время, какое может развить великоросс; но и нигде в Европе, кажется, не найдем такой непривычки к ровному, умеренному и размеренному труду, как в той же Великороссии».

— склонность к ретроспективной рефлексии с самообвинениями — крепость «задним умом» в ущерб навыкам рационального планирования и прогнозирования жизни.

Житейские неровности и случайности приучали к большей потребности обсуждать пройденный путь, чем пытаться заглянуть вперед, быть осмотрительным, замечать следствия и развили способность к остро критичному анализу и самоанализу прошлого при одновременной неспособности планировать будущее, подчас до отрицания самой возможности его предвидения и прогнозирования.

Данные современных социально-психологических исследований подтверждают: особенности российской ментальности связаны с ее положением на перепутье между индивидуалистическим Западом и тотально деиндивидуализированным Востоком, что обусловило появление особого типа деин ди видуали зированного человека.

Приведем также результаты нескольких исследований, выполненных в 90-х годах 20 века: 1. Морально-правовые суждения (1996 г.). У представителей различных этно-культурных групп имеются межкультурные вариации в отношении к закону и морали. С точки зрения российской ученой С. В.

Лурье существует центральная зона ментальности, которая состоит из локализации источника добра, локализации источника зла и представлений о способе действия, при котором добро побеждает зло.

В традиционной русской ментальности источником добра рассматривалась община, а источником зла, находящемся в постоянном конфликте с народом,

являлось государство. Как следствие, в российской ментальности законы, устанавливаемые государством, не всегда воспринимаются как нравственные и рационально оправданные.

Поэтому в качестве компенсации начинают выступать ориентации на моральные нормы, милосердие. Данный факт можно обнаружить зафиксировавшимся даже в пословицах и поговорках («Судить не по закону, а по совести»), отраженным в литературных произведениях.

О частом противопоставлении нынешней молодежью закона и совести говорят и современные исследования.

2. Отношение ко лжи (1995).
Результаты исследования В.В.Знаковым причин лжи у американцев и русских показали наличие многих общих мотивов поведения: лжи из корыстных побуждений, страха унижения, желания избежать наказания или повысить свой авторитет.

Однако были выявлены и некоторые различия, основное из них заключалось в отношении американцев и русских к вмешательству в личную жизнь — первые во многих случаях старались сохранить в непри- косновенности внутренний мир, тогда как для вторых было намного естественнее отвечать на вопросы, касающиеся личной жизни.

Эти психологические особенности были проинтерпретированы автором как проявление двух типов понимания лжи: морально-правового и субъективно-нравственного (характерного для россиян).

3. Отношение к труду (1996 г.).
В рамках Всемирного исследования трудовых ценностей были выделены основные детерминанты трудовой активности человека: общественная польза, духовные ценности, материальные ценности, личные интересы.

Основными, наиболее характерными источниками трудовой деятельности у представителей различных этнокультурных групп являются материальные ценности и личный интерес. Но у представителей российского этноса данное превалирование выражено сильнее.

Указанные результаты, скорее всего, являются ситуативными, характерными для нынешней эпохи перемен, и могут быть объяснены, прежде всего, сложной экономической ситуацией в стране (время проведения исследования — 1996 г.

), когда на первое место для многих россиян вышли проблемы, связанные с резким ухудшением уровня жизни, снижением покупательской способности, инфляцией, безработицей.

Кроме того, декларативный упор на ценности — «общественная польза», «духовные ценности», провозглашение лозунгов приоритета духовных ценностей над материальными (что имело место на протяжении семидесяти лет существования советского государства) вызвало, в конечном счете, негативную окраску этих ценностей и привело к их дискредитации.

4. Изучение Локус-контроля (1995 г).
Локус контроля — качество, характеризующее склонность человека приписывать ответственность за результаты своей деятельности внешним факторам (экстернальный локус контроля) или собственным способностям и усилиям (интернальный локус контроля).

В исследованиях было выявлено, что тип локуса контроля связан с уровнем экономического развития общества: в развитых странах люди более интернальны, чем в развивающихся.

Помимо уровня экономического развития, локус контроля детерминируется также типом культуры — индивидуалистической или коллективистской.

Так, в странах Запада люди в среднем более интернальны, чем в не менее экономически развитых странах Востока.

Источник: https://psyera.ru/2479/osobennosti-rossiyskoy-mentalnosti

Российский менталитет и управление

Российский менталитет и управление

Российский менталитет и управление

Энергия развития в современной экономике в значительной мере основывается на ценностях, которыми человек руководствуется в своих действиях, то есть менталитете.

Моральные традиции общества выс­тупают как механизм его самосохранения.

В условиях динамичного экономического развития сознание не способно рационально оцени­вать ситуацию, и мораль становится тем «компасом», который направ­ляет каждого индивидуума и общество в целом.

Менталитет — информационный феномен, связанный с подсозна нием и отражающий гиперличность народа. Последняя формируется в течение тысячелетий под воздействием среды обитания и жизнеде­ятельности народов. В ней проявляются пласты и наслоения различ­ных эпох, она создает архетип, формирует стиль жизни, традиции, при­вычки и формы общения людей.

При этом глубинные мотивы пове­дения не осознаются человеком, они определяются подсознанием, ко­торое в образной форме содержит культурный опыт едва ли не всего человечества, выраженный, как правило, в мифологических сюжетах.

Поступающая в мозг информация из внешней среды опосредуется мышлением: представления людей о реальности определяются их мыслительными конструкциями, то есть моделями познания.

В современных условиях основа экономического роста — знания (информация) и человеческий капитал. Человек выступает активным элементом этих систем.

Следовательно, концепция управления не мо­жет исходить из линейно-функциональных зависимостей жесткого управления, пригодного для симметричных явлений в инвариантных системах.

Все три компонента управления — поиск цели, определение траектории, а также скорость движения по ней — неразрывно связаны с национальным менталитетом и возможностями его адаптации к новым условиям, возникающим в процессе управления.

В настоящее время мировое сообщество находится в стадии перехода к новому технологическому укладу — информационному.

Важнейшей составляющей информационной парадигмы является сетевая структура общества, физической коммуникативной основой которой служат глобальные вычислительные сети различного мас­штаба, ранга и степени проникновения, в том числе мировая «паути­на» Интернет, образующие всемирное виртуальное пространство.

Ут­верждение информационной парадигмы ведет к образованию чело­веко-машинного общества со своим пространством-временем и но­вым, пятым — информационным — измерением. Человеко-сетевые комплексы этого общества обеспечивают операционную деятельность в реальном масштабе времени независимо от пространственного (гео­графического) положения объекта управления.

Сетевая структура общества предполагает сетевой характер всех его институтов, всех его срезов, в том числе и экономического. Сетевой же становится и вся социально-экономическая динамика общества: все функции и процессы организуются по сетевому принципу.

Сети со­ставляют новую социальную морфологию — сетевая логика пронизывает производство и создает новые его формы (например, ТНК), культу­ру, все институты власти, вторгаясь даже в повседневную жизнь каждо­го человека.

Сетевые структуры обеспечивают глобализацию капитала и децентрализованную концентрацию производства и труда. Капитал и труд подчиняются логике сети.

Противоречия «труд — капитал», «интеллектуальный капитал — физический капитал» маскируются сетевой структурой и представляются как противоречие между логикой пото­ков капитала и культурными ценностями человеческого бытия.

Таким образом, развитие сетей приводит к тому, что власть струк­туры становится сильнее структуры самой власти, то есть социальная морфология доминирует над социальным действием. Становление информационной парадигмы, ведущее к формированию общества сете­вых структур, неизбежно связано с принципиальными, качественны­ми изменениями в жизни человека через структурную несвободу.

Взаимодействие «клиент-сеть» на электронном уровне не без­различно для менталитета оператора, определяемого подсознанием. Информация, воспринимаемая через монитор, может воздействовать непосредственно на подсознание, обходя блоки критического осмыс­ления — модели познания.

Клиентское взаимодействие с сетью ведет к снятию пространственных и временных барьеров общения — у пользователя возникают эмоции «присутствия». Как известно, ос­новное свойство интеллекта — превращение эмоций в суждения.

Эмо­ции присутствия порождают новые суждения о времени, погруже­ние в виртуальную реальность формирует иную пространственно-временную шкалу суждений, соответственно меняется и шкала нрав­ственных ценностей оператора — его менталитет.

Читайте также:  Межличностная дистанция: экспериментальные исследования - психология

По данным психокибернетики, человеческий мозг, подвергшийся подобному воздействию, не различает реальные события и вымыш­ленные, виртуальные, разыгрывающиеся в воображении.

Воображению надо только дать пищу, и мысленный эксперимент при этом сформи­рует в мозге те же связи, что и реальные события. Следовательно, виртуальная реальность ведет к выработке новой шкалы ценностей.

Изучение «нетизеров» (фанатиков Интернет) в США показало, что их психология, менталитет и даже внешние черты характера быстро (за 1-2 года) изменяются в сторону ценностной ориентации на вир­туальную информацию.

Можно утверждать, что «человек сетевой» пре­вращается в одно из программно-аппаратных средств виртуального пространства, которое, в свою очередь, имеет доступ к его подсознанию и широкие возможности для манипуляции им. Его деятельность ог­раничивается рамками «электронной» несвободы.

Таким образом, вместо предсказываемого Д. Беллом общества информационной свободы, некоего «информационного социализма» (почти по К.

Марксу), где знание замещает товарные отношения, фор­мируется общество жесткой сетевой несвободы, где сущность человека еще сильнее отчуждается от его существования, нежели в индустри­альном обществе, а знание все в большей степени становится товаром. Имеет место сетевое отчуждение труда, которое ведет к отчуждению человека от человека.

При этом протестантская этика, характерная для капиталистического способа производства, превращается в сете­вую этику. Упомянутое отчуждение, скорее всего, является следствием противоречия между революционным развитием информационных технологий и эволюционным развитием человека.

Российская гиперличность и соответственно менталитет форми­ровались на фоне становления Евразийской империи с православной идеологией византиэма и ордынским военно-стратегическим и хозяй­ственным централизмом. С времен Ивана Грозного в России господ­ствовала административно-командная система.

Россия получила в наслед­ство от Византии ортодоксальное христианство, которое за 2000 лет не подвергалось реформации. К слову, принятие христианства на Руси было единоличным решением князя Владимира.

Вчерашние язычники впали в «административный восторг» и побросали в Днепр статуи своих недавних кумиров — ГГеруна, Белесы, Даждь-бога и других.

В таких действиях отражается важнейшая особенность россий­ского менталитета. Может быть, именно тогда и возникла традиция ошельмовывать предшественников, нашедшая горячий отклик в «ши­роких массах трудящихся». В начале XX в.

гордившиеся православи­ем россияне с великим энтузиазмом крушили православные храмы, так же как их предшественники уничтожали языческих идолов.

Те­перь с тем же энтузиазмом восстанавливают храмы, как, например, храм Христа Спасителя в Москве.

На Западе христианские ценности подверглись Реформации. Про­тестантство подразумевает равенство на старте, равенство гражданское (перед законом), но не исключает последующей имущественной, эконо­мической дифференциации, то есть оно органично соответствует ры­ночным отношениям. Труд ради личного обогащения считается путем спасения души, а преуспевание — знаком Божьего одобрения.

Общество положительно относится к частной предпринимательской деятельно­сти, что позволяет вырасти значительной прослойке (примерно 5% взрос­лого населения) активных предпринимателей, из которых формирует­ся элита страны.

Начиная с времен мануфактурного производства толь­ко протестантские страны выступают пионерами в развитии форм част­ной собственности и экономики западного типа в целом.

Кстати, конфуцианская трудовая этика и система мотиваций до­вольно близки к протестантским. Модель социализма по К. Марксу также является логическим продолжением протестантской этики.

А в католических странах трудовая этика до сих пор несет на себе отпе­чаток феодально-аристократической системы ценностей и предпри­нимательские стимулы выражены меньше.

Напротив, православие пред­полагает равенство на финише, то есть находится в полном противо­речии с духом рыночных отношений и капитализма. Поэтому моти­вы состязательности в российском народе выражены очень слабо.

Два раза в этом столетии в России нарушалась связь времен, прошлое насильственно отсекалось от будущего: в 1917 г. царское -от советского, а теперь советское — от «демократического». Разруша­ются традиции, которые, по Н. Карамзину, и формируют «душу дер­жавы».

В нынешнем столетии на территории России умерло насиль­ственной смертью больше людей, чем на всей планете за всю историю человечества. Такое безумие тяжелым бременем легло на гиперличность народа. Причину этого академик И.

Павлов видел в неспособно­сти российского человека воспринимать действительность как тако­вую — для него существует только слово, то есть условные рефлексы связаны не с действиями, а со словом. Именно поэтому «поэт в России больше, чем поэт».

Ясно, что в такой ситуации чрезвычайно важна идеологическая составляющая управления. Действительно, «у нас раз­руха не в клозетах, а в головах» (М. Булгаков).

Логическим следствием тысячелетней российской истории стало закрепощение личности, чему сопутствовало неумолимое ее подавле­ние, холопское подчинение государю и государству, формирование рабского менталитета.

Прогресс западных обществ базировался на развитии человечес­кой свободы как преодоленной необходимости. Эволюция России прак­тически всегда основывалась на развитии несвободы. Основополож­ник российского промышленного и научного прогресса Петр I укре­пил несвободу, введя государственное крепостное право.

При Екатери­не II, ратовавшей за развитие культуры и искусства, крепостное право достигло своего апогея. Освобождение крестьян в XIX в. поколебало подобную зависимость, а февраль 1917 г. открыл дорогу свободе.

Но злой рок толкнул Россию за Лениным и детерминированность разви­тия несвободой, несмотря на ломку всего уклада жизни, сохранилась.

Мистика русской души, о которой так много философствуют все кому не лень, есть не что иное, как проявление рабского менталитета. Он выражается и в мещанстве, и в вере и неверии, и в покорном трудолю­бии, в бесшабашности и хулиганстве, и в отваге воинов, и в отсутствии достоинства в российском характере.

Он проявился и в ленинском син­тезе несвободы и социализма, приведшем к народному государству, по­строенному на несвободе. Заметим, демократия с ее преклонением перед властью большинства и фактическим подавлением сферы индивидуаль­ного мышления — новая логика рабства.

Именно поэтому идеи «privacy» во все большей степени овладевают умами социологов и правоведов.

Систематическое насилие тоталитарного общества и авторитар­ное воспитание ведут к «обученной беспомощности», проявляющейся как пассивность и бессмысленность инициатив (в дряхлеющей советской системе пассионариев боялись — существовал «заговор слабых»).

Кроме того, происходит инверсия эмоциональной значи­мости стимула — реакция на зло отсутствует, а на добро индивиду­ум реагирует как на зло. Эти психологические факторы формируют психически нездоровый менталитет с присущей ему внутренней не­свободой и безответственностью.

Такой менталитет Э. Фромм на­звал «бегством от свободы».

Эту сторону менталитета наиболее слож­но трансформировать при переходе от тоталитарного к свободному обществу вследствие того, что создание рациональных ожиданий внут­ренней свободы и ответственности — сложнейшая психоинформа­ционная задача управления подсознанием.

Некоторые другие черты российского национального характера также противоречат рыночным отношениям. Это прежде всего отсут­ствие законопослушности. Еще Герцен писал, что если бы в России все законы соблюдались, а чиновники не брали взяток, жить было бы во­обще невозможно. В сталинский период законопослушность обеспечива­лась страхом смерти.

Народ уже и представить себе не мог, что подчи­няться закону можно добровольно. После смерти Сталина насильствен­ные механизмы ослабели и в обществе установилась особая система взаимоотношений, основанная на всеобщей необязательности и попус­тительстве.

Люди привыкли жить не по закону, а по «понятиям», кото­рые весьма растяжимы и зыбки, российскому человеку чужда импера­тивность — он не привык жестко требовать ни от себя, ни от других.

К сказанному следует добавить, что за годы реформ в обществе выработалось ожидание оказаться непременно обманутым. Подоб­ное ожидание порождает крайний индивидуализм. В отличие от прош­лых времен люди не готовы ничем сознательно жертвовать во имя общего блага.

«Блестящий» пример в этом подают представители элиты, поведение которой сводится к приватизации прибылей и на­ционализации убытков. Рынок воспринимается как политическая борьба мафиозных кланов, а собственность — как кража (буквально по Прудону!). Общество превращается в безвольную асоциальную массу, отвечающую на реформы вымиранием.

Это — общество подав­ленное, приземленное заботами о выживании, не видящее перспек­тивы и боящееся будущего. Наблюдается феномен «черного созна­ния» — резко негативной самооценки.

Упомянутые черты характера и поведенческие реакции, порож­денные средой существования, закрепляются в подсознании и созда­ют «скотские» элементы менталитета, далекие от альтруизма и спо­собности к самопожертвованию — основных свойств, отличающих че­ловека от остальных животных.

Существенна также и такая черта менталитета, как запоздалая самоидентификация, что обусловливает слабую способность к самоорганизации.

Поэтому в России все решают личности, коллективизм носит пассивный характер: поведут — пой­дем, нет — будем сообща сидеть и ждать, «гори все синим пламенем».

Особенностями менталитета объясняется и всегда существовав­ший в России комплекс неполноценности перед западной цивилиза­цией. Этот комплекс рождал два чувства — неприятие и тогда возни­кал железный занавес, или подобострастие — и слепое копирование.

Таким образом, развитие России через несвободу в духе распределительной восточной системы воспроизводства сформировало мен­талитет рабского типа, не соответствующий традиционным рыночным отношениям.

Поэтому попытки шоковой трансформации российской системы закономерно приводят в тупик с криминальной самооргани­зацией. Этот тупик сегодня стал фатальной реальностью.

Социальная «температура» в нем столь высока, что возможен любой скачкообраз­ный переход: найдись только соответствующий пассионарий-«вожак», ментальность «бегства от свободы» сработает немедленно.

Россия должна постепенно вписаться в основной поток сетевого развития мирового хозяйства; тип, темп, ритм и отраслевые пропор­ции российского развития должны быть увязаны с мировым рынком.

Этот путь можно пройти по традиционной траектории развития, ско­рость которого согласуется с адаптацией менталитета.

Но тогда по­добный переход, как показывает опыт истории, затянется на много столетий — менталитет меняется очень медленно и для его естествен­ного изменения нужно изменить религию (например, в духе Робеспь­ера) и психологические факторы внешней среды.

Но при такой про­должительности процесса перехода Россия может остаться достоя­нием археологов. Можно манипулировать подсознанием при помо­щи искусственных психогенных методов, что, собственно, и делается в период предвыборных кампаний. Но результаты при этом кратко-временны и не всегда предсказуемы.

Естественный психогенный механизм воздействия на подсозна­ние и соответственно выработки нового менталитета предоставляет, как видится, сетевая структура развития мирового хозяйства. Мента­литет при этом стремительно становится сетевым независимо от того, каким он был раньше.

Электронное «игровое» поле сетевой экономи­ки создает новые «правила игры», маскирующие обычные рыночные отношения. Несвобода сетевого развития также соответствует россий­ским истории и менталитету.

Таким образом, траектория российской эволюции должна носить сетевой характер, что позволит достаточно быстро, нелинейно, без прохождения стадий дикого капитализма вый­ти на «столбовую дорогу» мирового развития.

Скорость движения по такой траектории будет задаваться исключительно темпом сетевой структуризации экономики и развития инструментария глобальных сетей. Как ни парадоксально, но западная и российская траектории развития могут сойтись на пути несвободы.

Цель должна предвосхищать результаты управления. Долгосроч­ная цель должна быть тем маяком, который указывает лучший путь ее достижения. Сенека говорил: «Когда человек не знает, к какой приста­ни держит путь, для него ни один ветер не будет попутным».

Самое трудное для управления процессом перехода — в началь­ный момент сформулировать «работающий» образ цели, не противо­речащий существующему российскому менталитету. По мере «вписы­вания» в сетевую экономику этот образ будет естественно корректи­роваться применительно к сетевому менталитету.

При формирова­нии цели перехода необходимо исходить из движущих сил челове­ческого поведения, определяемых его потребностями: жизненными, социальными, духовными. Эти потребности заложены в видовой при­роде человека, не происходят одна из другой и не могут быть удов­летворены одна за счет другой — между ними всегда должно суще­ствовать равновесие, определенная мера.

Акцент на жизненные по­требности ведет к нарушению такого равновесия.

Идеологическая составляющая цели представляется столь же важной. При формировании этой составляющей необходимо учиты­вать следующее. Идеи всех революций были, вольно или невольно, направлены на обман подсознания. Эффективность воздействия была пропорциональна масштабности обмана.

Общественное сознание, как правило, прислушивается не к логике, а к чувству — люди питают слабость к обещаниям, не анализируя их. В общественном сознании из «ничего» возникают иллюзии, которые становятся «всем». У большинства людей их внутренние установки полностью вытесняют ре­альность.

Люди с неохотой воспринимают рациональные объяснения. Насыщение таким рационализмом наступает быстро. Картина действи­тельности предельно упрощается в общественном сознании, переходя подчас на конкретные личности. Нормальная работа мозга требует домысливания, угадывания несказанного.

Если все очевидно — мозг спит. Часть смысла должна быть «за занавесом».

Поэтому идеологема цели должна содержать элементы «краси­вой сказки», «мечты», «правильного принципа», но в то же время она не должна далеко отходить от реально понимаемых интересов. Идеоло­гические одежды «с чужого плеча» не годятся.

С одной стороны, эта идеологема должна соответствовать российским традициям, а с другой -противодействовать существующим негативным тенденциям.

Читайте также:  Стадии и фазы сна - психология

Выработка подобной идеологемы в компетенции социологов, психологов и пси­хокибернетиков; можно предложить, например, идеологему типа «со­циальное сетевое общество равных возможностей».

Такие слова, как «реформа», «демократия», «либерализм», «рынок», «свобода», не долж­ны присутствовать в идеологеме в качестве знаковых понятий — они полностью дискредитированы и ничего, кроме кодирования пустоты, не несут. Идеологема найдет понимание в общественном сознании, если будет озвучена пассионарием, харизма которого демонстрирует стремле­ние к высоким целям власти, отличным от обыденных составляющих.

Сетевой путь развития и управления не из легких. В России фактически отсутствует информационная структуризация хозяйства. Тем не менее только он может послужить позитивной моделью долго­срочной эволюции страны и общества, кратчайшей дорогой в инфор­мационное общество.

Источник: http://smolsoc.ru/index.php/2010-09-05-16-49-33

Русский национальный менталитет в политике

ingwar_ljВ книге Т.Э.Гринберг «Политические технологии: ПР и реклама» нашел интересный материал об особенностях русского менталитета. Не поленитесь, прочтите, мне интересно ваше мнение. Цитаты в тексте из двух работ — «Политическая психология» А.

Андреева и «Истоки и смысл русского коммунизма» Н.А.Бердяева.

Российский национальный менталитет достаточно устойчив, в его структуре присутствуют определенные психологические константы.

Среди констант национального менталитета специалисты отмечают такие, как:

» открытость иным культурам и влияниям; Эту особенность часто характеризуют как «Всечеловечность» русской души, которая проявляется, в частности, в весьма высоком уровне межнациональной терпимости, умении адаптироваться к разным этнокультурным условиям, в обостренном интересе к опыту других стран и народов, сопровождающемся готовностью опробовать и применить его у себя.

» уступчивость;

Стремясь стать на точку зрения «другого», русский человек зачастую идет на явно невыгодные для себя уступки.

» высокая компетентность в вопросах внешней политики;

Еще исследователей XIX в. удивляла свобода, с которой неграмотные русские крестьяне рассуждали на самые разные социальные и политические темы. Это качество сохранилось и в советскую эпоху, и в постсоветской России.

» чрезвычайно развитая самокритичность;

Она может простираться до пренебрежения собственным опытом и самоуничижения, доходящего до стремления к отказу от собственной идентичности, что связано с низким уровнем самоуверенности и «упругости эго» (способности восстанавливать ровное и хорошее расположение духа).

» стихийность» и стремление отыскать «настоящую правду»;

Эта «правда» воспринимается как некий абсолют. Причем на пути к этому абсолюту русские часто готовы беспощадно крушить то, что еще недавно казалось священным, правильным или вполне приемлемым: «…

Неприятие конкретного явления немедленно универсализуется, оборачиваясь стихийным нигилизмом, мгновенно уничтожающим все то, чему народная душа только что поклонялась… происходит мгновенное отторжение мира, в котором существует несправедливость…».

» убеждение в исключительности страны и ее исторического пути; Психология так называемого русского мессианизма исторически восходит к религиозно-политической теории жившего в конце XV — начале XVI в. псковского старца Филофея о «Третьем Риме».

В основе этой теории лежит представление о перемещении христианского царства: вначале центром мирового христианства был Рим, затем— Константинополь, а после взятия последнего турками его религиозно-политическая роль переходит к Москве — третьему и последнему Риму, призванному сберечь чистоту христианства до нового пришествия Христа. «Надо признать, что сама идеология исторической избранности неотделима от малоприятной склонности к поучениям, навязыванию своих, якобы универсальных представлений о жизни и от стремления вмешиваться в чужие дела. И все же русский мессианизм, в отличие от других его вариантов, никогда не опирался на чувство национального превосходства, а, напротив, был тесно связан с идеей жертвенности («Пострадать за все человечество»), пусть даже эта «жертва» оказывалась никому не нужной и даже навязанной».

» способность к очень быстрой психоэнергетической мобилизации;

В российской истории не мало примеров тому, как быстро и активно страна восстанавливалась после разрушительных катаклизмов. Вместе с тем, как неоднократно отмечалось в работах по психологии национального характера, эта мобилизация носит специфический характер. Для россиянина не столь важно восстановить привычный мир, комфорт, тратить силы на достижение материальных благ и удобств.

Русский характер мобилизуется тогда, когда ориентирован на достижение «больших целей», на удовлетворение потребности в осуществлении мессианского призвания. Знаменитое русское «терпение» является другой стороной медали «мобилизации» — это напряжение внутренних сил, чтобы перенести беды, испытания, нужду и безрадостное существование.

» смешение автократических и демократических традиций;

Русская политическая культура представляет собой симбиоз двух традиций — автократической (характеризующейся конформизмом, непротивлением насилию, архаическими обычаями верноподданничества) и демократической (принцип «соборности», способность увлекаться различными общечеловеческими идеями и т.п.

): «Русский народ с одинаковым основанием можно характеризовать как народ государственно-деспотический и анархически-свободолюбивый, как народ, склонный к национализму и национальному самомнению, и народ универсального духа, более всех склонный к всечеловечности, жестокий и необычайно человечный, склонный причинять страдания и до болезненности сострадательный». Эти черты сказываются на эффективности совместных действий, на «торможении» становления гражданского общества в России. Это объясняется тем, что поддержание устойчивого взаимодействия, основанного не на «родстве душ», а на чисто инструментальных принципах, часто требует от нашего соотечественника больших эмоциональных усилий и дается ему с трудом. А если он к тому же сосредоточен на некотором главном деле, его тяготит необходимость постоянно отвлекаться на «организационную суету».

» традиционалистские ценности, идеи и представления;

Носителем устоев традиционного общества вплоть до относительно недавнего времени была общинная деревня, по законам которой еще 80 лет назад жило большинство населения страны. Поэтому можно говорить о мощном «деревенском» пласте в национальной психологии россиян.

«Впитавший в себя эту своеобразную крестьянскую традицию человек всегда чувствовал, что он связан со своим государством тысячами тонких нервных нитей. И эта связь переживалась как очень личная.

Посредническая роль каких-либо формальных институтов не признавалась, поскольку община ощущала себя не элементом гражданского общества, а базовой ячейкой государственности. Государство, с этой точки зрения, выступало как некое воплощенное «общее дело»».

В связи с этим объяснимо присущее россиянам стремление к государственности.

» стремление к государственности;

Распад государства или изменение его политического устройства всегда вызывали у русских кризис идентичности, сопровождавшийся немалой растерянностью и метаниями (гибель Российской империи и возникновение Советского государства; распад Советского Союза и провозглашение «независимой России).

Сегодня граждане России видят функции государства не в том, чтобы регулировать отношения между различными группами интересов, а прежде всего в том, чтобы государство выражало общенародную волю в противовес частным выгодам и устремлениям.

В таком ключе авторитаризм «сильной власти» воспринимается не как отмена демократии, а как ее усиление, особенно когда государство «ставит на место» «олигархов» и «криминалитет». Ценности традиционного общинного уклада в российском политическом сознании противоречиво сочетаются с реформаторским комплексом, ориентированным на петровскую модель преобразований.

Но реформаторские настроения россиян не касаются только утверждения «западных ценностей». Для нас важнее установка на движение и изменение при условии сохранения традиционных ценностей. Наличие устойчивых особенностей национального менталитета не означает, что он не меняется.

Просто механизм этого изменения носит весьма специфический характер: оно осуществляется не путем «перестройки», а посредством наслаивания поверх древних архетипов новых смысловых пластов. Среди этих пластов и особое отношение к современным политическим процессам и трансформации российского общества в целом.

К специфическим чертам российского электората можно отнести:

» устойчивую ориентацию на внешние признаки «силы»; Интеллигентность в политике оценивается как негативная «зависимость», «неуверенность»; способность идти на компромиссы воспринимается как признак слабости. Государственность ассоциируется у россиян с «сильной» властью, что не раз давало повод говорить и писать об отсутствии в российском менталитете идеи свободы, о несамостоятельности и безынициативности русских. Однако это связано с тем, что индивидуальность, противостояние коллективному у россиян часто проявляется в чрезмерно эмоциональной форме и выходит за пределы разумного, принимая деструктивный характер. Российская «стихийность» нуждается в сдерживании, например государством. «Чем сильнее индивидуализм, тем прочнее должна быть оболочка… стремление к усилению государства в России вырастает вовсе не из «неразвитости» индивидуального начала, а как раз, напротив — из его чрезмерности и связанного с этим инстинктом самоограничения»24.

» склонность искать причины неудач во внешнем окружении, а не внутри себя;

Это качество дает широчайшие возможности для конструирования разного рода врагов и объединения под знаменами «борцов с врагами» последователей.

В русских бедах был в свое время виноват царизм, международный империализм, враги народа, сегодня — американцы (ЛДПР), «олигархи» («Родина»), коммунисты («Единая Россия»), демократы (КПРФ) и т.д.

» футуроориентацию сознания— «придет время, и мы станем жить хорошо»;

Это качество неразрывно связано с легендарным «терпением» русских и способностью страдать во имя лучшего (не существенно, как скоро ожидаемого) будущего. Футуроориентация сознания — одна из причин, объясняющих относительно спокойно воспринимаемую обществом продолжительность различных экономических экспериментов и пробуксовку реформ.

» веру в социальное чудо;

Уверенность, что придет «герой» и разрубит «гордиев узел» существующих проблем, связана, во-первых, с доверием к власти в целом (не случайно часто рассуждают о «потере властью кредита доверия граждан»), а во-вторых, с сильным мифологическим пластом в русской культуре и соответственно с устойчивостью архетипа лидера-«чародея». Поэтому в российских избирательных кампаниях первого постперестроечного десятилетия так активно использовались и продолжают использоваться (например, В. Жириновским, а в кампании 2003 г. — Д. Рогозиным) популистские обещания.

» стирание граней между политическим и неполитическим, общественным и личным;

Удивительное качество, сопряженное с достаточно высокой, по сравнению с другими культурами, включенностью в политические процессы и высоким уровнем знаний о политике, иногда приводит к тому, что только россиянин способен всерьез рассориться с друзьями и родственниками, выявив за разговорами на кухне расхождения в политических предпочтениях. С другой стороны, это существенно расширяет диапазон возможных авторитетов и лидеров мнений в достижении потенциальных аудиторий и способствует эффективности технологий распространения слухов.

» противоречие между самооценкой и политическим выбором;

Большинство жителей страны идентифицируют себя как русских. Однако при этом русский воспринимается как «бедный», а бедность в глазах избирателей, особенно молодых, очень плохая аттестация для политика.

» психологическая раздвоенность;

С одной стороны, россиянин испытывает ностальгию по основательности, порядку, с другой — в обществе сохраняется симпатия к таким качествам, как рискованность, непредсказуемость («ухарство»), нередко сочетающиеся с «легкостью» и даже легкомысленностью.

До настоящего времени россияне психологически не застрахованы от увлечения каким-либо понравившимся своей молодостью, бойкостью и раскованностью новым «реформатором» — авантюристом.

» влияние социально-исторического опыта советского времени;

От этих времен в наследство сохранились такие черты, как стремление к унификации, единообразие во всех сферах, неприязнь к тем, кто противостоит большинству. Из советского периода россияне продолжают черпать представления о должном и справедливом; опираясь именно на этот опыт, строят модели ценностной самоидентификации.

Там же локализованы и основные объекты и мотивы национальной гордости: это в первую очередь побед в Великой Отечественной войне, ликвидация неграмотности, создание мощной индустрии и освоение космоса25. Большинство на селения по-прежнему воспринимает как естественное и необходимое активное присутствие государства в экономике и его социальные обязательства.

» специфическое восприятие современных реформ.

Фактически к настоящему времени сформировалась новая ценностная матрица, определяющая мотивацию политического выбора. Наиболее заметная черта российского менталитета — высокий уровень нравственности, духовного самосовершенствования человека.

В общественном сознании идет процесс реабилитации политической традиции исторической России и понятия национального интереса. В сознании большинства россиян формирование рыночной экономики и построение открытого общества имеет смысл только при условии, что при этом сохраняется общественная мораль и система образования.

В ходе политических и социально-экономических реформ 1990-х годов российское общество восприняло важнейшие демократические принципы: равенство граждан перед законом, независимость суда, свободные выборы органов власти, многопартийность, идеологический плюрализм и др.

Российские избиратели не склонны придавать большое значение идее прав человека, ставшей своего рода «символом веры» для западной демократии; в гораздо большей степени, чем многопартийностью и правами человека дорожат свободой слова, предпочтительно видя в ней возможность свободно и всесторонне освещать любые проблемы.

Таким образом, понятие демократии адаптируется к российскому политическому опыту и национальному характеру, к сформировавшейся в российском менталитете модели государственности.

Источник: https://ingwar-lj.livejournal.com/326657.html

Ссылка на основную публикацию