Double bind — двойное послание — психология

Double bind — Двойное послание

Double bind (двойное послание, двойная связь) — ключевая концепция в теории шизофрении, разработанная Грегори Бейтсоном.

Логическим ядром double bind следует считать парадоксальное требование, основанное на двух противоречивых командах, либо на командах разного логического уровня.

Примером такого требования может служить команда: «Молчать я сказал! Я тебя спрашиваю?» (противоречивость) или «Копать от забора и до обеда» (разные логические уровни).

На бытовом уровне концепция Double bind широко проявляет себя в семейных отношениях и может проявляться как несоответствие между сообщениями вербального характера и сообщениями, посылаемыми невербально.

Например: часто встречающаяся ситуация в российских семьях, когда ребенок совершил проступок и мать говорит: «Молодец!», при этом невербально (мимикой, интонацией) выражая порицание.

Противоречивость посланий, которые передает мать ребенку, создают неопределенность в интерпретации её истинного послания и, как следствие, создают психологический дискомфорт и ощущение бесконечной (неисправимой) неправоты у ребенка. При этом, для возникновения действительного двойного послания необходимо соблюдение ряда условий:

Человек, получающий двойное послание, воспринимает противоречивые указания или невербальные послания на различных уровнях коммуникации. К примеру: на словах выражается любовь, а невербально выражается ненависть; Ребёнку предлагают говорить свободно, но всякий раз, как он это начинает делать, его заставляют замолчать.
Смена контекста, возведенная в систему. Иначе говоря — всякий раз, когда человек, получающий двойное послание, стремится оправдаться перед манипулятором, тот меняет тему. К примеру: Жена упрекает мужа, что тот давно не дарил ей подарков, (указывая на продолжительность времени, когда она не получала от него подарков). На что он справедливо замечает, что подарил ей цветы неделю назад. В ответ супруга меняет контекст сообщения, упрекая его в том, что цветы — это не подарки или, что неделю назад был праздник, а ей хочется получать подарки и просто так.
Человек, получающий двойное послание, не способен прекратить общение. Пример: мать требует, чтобы сын прекратил молчать и реагировал на двойное послание, которое она ему адресует.
Неспособность выполнить противоречивые директивы наказывается (например: угрозами о прекращении любви или разрывом отношений).

Таким образом, вышеперечисленные условия создают систему отношений, в которых жертва всегда становится шизофреником, а такие семьи Бейтсон называет шизофреногенными.

Следует также отметить, что концепция Double bind (двойное послание), рассматривает шизофрению — не как болезнь конкретного индивидуума, но как определенную модель отношений, в которой все участники негласно приходят к согласию поддерживать подобные отношения.

Источником формирования таких отношений Бейтсон считает семьи, в которых мать играет ведущую, подавляющую роль, а мужчина в которой слаб, либо в неполных семьях.

Ребенок из такой семьи, повзрослев, выстраивает отношения в своей семье по образу и подобию семьи своих родителей.

Типично, шизофреник стремится скрыть в своих сообщениях все, что так или иначе указывает на отношения между ним и лицом, к котоpомy оно адресуется. Шизофреники обычно избегают местоимений пеpвого и второго лица, стремясь к обобщениям (мы, наше, с нами).

Часто они говорят о себе в терминах второго лица (ты, вы), когда повествуют о себе или своих ощущениях, так, будто стремятся спрятаться, исчезнуть, быть незаметными для слушателя. Они избегают сообщать о том, какого рода сообщение они передают — буквальное или метафорическое, ироническое или прямое.

На прямые вопросы о том, что конкретно они имеют ввиду, они часто отвечают «Неужели не понятно?», «Ну вы же должны меня понимать», «Надо будет — поймешь» и так далее. Похоже, что они затрудняются со всеми сообщениями и значимыми действиями, подразумевающими близкий контакт между собой и другими, но остро в этом нуждающиеся.

Они стремятся избегать всего, что дало бы возможность другому рационально интерпретировать их слова.

Повторяющийся опыт наказания приведет к такому привычному поведению индивидуума, словно он ожидает такого наказания и активно пытается его избежать

Суммировав вышесказанное, можно сказать, что шизофреник общается так, как будто он ожидает наказания всякий pаз, когда он показывает, что считает себя правым в своем видении ситуации.

Исходя их исследований Бейтсона вытекает положение о том, что этот страх — является опытом получения наказания именно за свою правоту в видении контекста в раннем детстве.

Концепция Двойного послания предполагает, что повторяющийся опыт наказания приведет к такому привычному поведению индивидуума, словно он ожидает такого наказания и активно пытается его избежать.

Из опытов группы Грегори Бейтсона:
Мать одного из наших пациентов обрушила осуждение на своего мужа за его отказ в течение пятнадцати лет передать ей контроль над финансами семьи.

Отец пациента сказал: «Я признаю, что не передавать тебе эти дела было моей большой ошибкой, я признаю это. Я это исправил.

Мои причины, по которым я думаю, что это было ошибкой, совершенно отличаются от твоих, но я признаю, что это было моей очень серьезной ошибкой».

Мать: Да ты просто шутишь.
Отец: Нет, я не шучу.

Мать: Хорошо, но когда ты это сделал, мы уже влезли в долги, и я не понимаю, почему ты об этом не говорил. Я думаю, женщина должна знать.

Отец: Может, по той же причине, почем Джо (их сын-психотик) никогда тебе не говорит о своих проблемах в школе.
Мать: Ловко ты вывернулся.

Сутью такого обмена сообщениями является просто последовательная дисквалификация каждого оправдания отца. Емy постоянно говоpят, что его сообщения не пpедставляют ценности. Они пpинимаются так, словно они отличаются от того, чем они являются в его представлении.

Можно сказать, что его наказывают и если он пpав в своем видении собственных намеpений, и если его ответ соответствyет ее высказыванию.

Однако с ее точки зpения, напpотив, кажется, что это он бесконечно непpавильно понимает ее, и это есть одна из самых характерных черт той динамической системы, котоpая окpyжает шизофpению — или ей является.

Примечателен факт того, что если шизофреника извлечь из среды, которая его делает шизофреником, и поместить в среду, где общение происходит рационально, он приходит в норму и способен к полноценным коммуникациям. Однако, как только он оказывается в той же или похоже среде, он снова (по привычке) начинает играть роль шизофреника.

Стоит также отметить, что многие российские семьи имеют шизофреногенную составляющую, делая все общество шизофреничным. И, в определенном смысле, хохма о том, что по данным психиатров в большинстве людей можно обнаружить хотя бы один признак психического отклонения — перестает быть хохмой.

Из дневника Арчагова Александра:
Мы живем в шизофреническом мире. Мы говорим и делаем не то, что хотим говорить и делать. Мы скрывает от других а, порой и от самих себя свои чувства. Мы что-то утаиваем врем и вихляем в надежде на выгоду, или всю жизнь жертвуем настоящим ради мифического будущего.

Например, мать, которая кричит на своего ребенка, что тот не сделал уроки в действительности быть может, хочет сказать, что беспокоится из-за его не самостоятельности. А отец, который активно применяет телесные наказания, пытается этими синяками сделать своего сына сильным. Это может показаться абсурдом, если бы подобные вещи не были нормой нашей жизни.

Кто из нас не слышал или никогда не произносил такую фразу: «Я хочу, чтобы ты сам принимал решения»? Казалось бы чудесная фраза, требующая от человека самостоятельности, однако это не так. В действительности эта безобидная фраза содержит в себе так называемое двойное послание.

То есть в первой ее (особенно если использован тон, не терпящий возражений) части «Я хочу» фактически заключается приказ, а во второй дается разрешение на самостоятельность. Получается какая-то приказная самостоятельность.

Человек, услышавший это фразу фактически попадает в логическую ловушку, так как все что он сделает сам, будет изначально приказом человека, говорившего фразу. Мне вспоминается один мультик, где девочка победила злого волшебника, сказав ему: «Я хочу, чтобы ты не исполнял это мое желание».

К сожалению, мы все даем окружающим подобные послания по десять раз на дню, а вот отследить из не так-то просто, ведь часто они даются еще и на разных языках. Одним из первых, кто это заметил был Г. Бейтсон, который занимался изучением шизофрении.

Это он в частности ввел понятие шизофреногенная мать, заметив как матери встречаясь в клинике со своими детьми, на словах говорят им как они их любят и рады видеть, а сами при этом отсаживаются, когда ребенок тянется в объятия.

Если одна и та же рука тебя почти одновременно и гладит и бьет у каждого поедет крыша.

Мы так часто думаем и говорим, то, что привыкли и то что, надо, а не то, чего мы действительно хотим, так сколько же за всю жизнь мы бываем действительно искренни? Сколько за всю жизнь мы находимся не во сне транса поведенческих шаблонов? Сколько мы живем на самом деле? Минуты две-три за всю жизнь? Не меньше ли?

Источник: http://www.MySenses.ru/zonder-zoldadt/double-bind-dvojnoe-poslanie

Ловушка подтекста: что такое двойное послание

Концепция «двойного послания» возникла в 1950-х годах, когда известный англоамериканский ученый-полимат Грегори Бейтсон вместе со своими коллегами, психиатром Доном Д. Джексоном и психотерапевтами Джоном Уиклендом и Джеем Хейли, начал исследовать проблемы логических искажений при коммуникации.

Рассуждения Бейсона основывались на том, что в человеческом общении правильная логическая классификация аргументов постоянно нарушается, что и приводит к недопониманию.

Ведь разговаривая друг с другом, мы используем не только буквальные значения фраз, но и различные коммуникативные модусы: игру, фантазию, ритуал, метафору, юмор. Они создают контексты, в которых может быть истолковано сообщение.

Если оба участника коммуникации интерпретируют контекст одинаково, они достигают взаимопонимания, но очень часто, к сожалению, этого не происходит.

Кроме того, мы можем искусно симулировать эти модальные идентификаторы, выражая фальшивое дружелюбие или неискренне смеясь над чьей-то шуткой. Человек способен проделывать это и бессознательно, скрывая от самого себя настоящие эмоции и мотивы собственных поступков.

Хейли подметил, что от здорового человека шизофреника отличают в том числе и серьезные проблемы с распознаванием коммуникативных модальностей: он не понимает, что имеют в виду другие люди и не знает, как правильно оформить свои собственные сообщения, чтобы окружающие его поняли.

Он может не распознать шутку или метафору или использовать их в неуместных ситуациях — словно у него начисто отсутствует ключ к пониманию контекстов.

Бейтсон оказался первым человеком, предположившим, что этот «ключ» теряется не из-за разовой детской травмы, а в процессе приспособления к повторяющимся однотипным ситуациям.

Но к чему можно адаптироваться такой ценой? Отсутствие правил трактовки было бы уместно в мире, где общение лишено логики — там, где человек теряет связь между декларируемым и реальным положением дел. Поэтому ученый попытался смоделировать ситуацию, которая, повторяясь, смогла бы сформировать такое восприятие — что и привело его к идее о «двойном послании».

Вот как вкратце можно описать суть концепции double bind: человек получает от «значимого другого» (члена семьи, партнера, близкого друга) двойное послание на различных коммуникативных уровнях: на словах выражается одно, а в интонации или невербальном поведении — другое. Например, на словах выражается нежность, а невербально — отторжение, на словах — одобрение, а невербально — осуждение и т.д. В своей статье «К теории шизофрении» Бейтсон приводит типичную схему такого послания:

Субъекту сообщается первичное негативное предписание. Оно может принимать одну из двух форм:

а) «Не делай того-то и того-то, иначе я накажу тебя» или

б) «Если ты не сделаешь того-то и того-то, я накажу тебя»

Одновременно передается вторичное предписание, которое конфликтует с первым. Оно возникает на более абстрактном уровне коммуникации: это могут быть поза, жест, тон голоса, контекст сообщения.

Например: «не считай это наказанием», «не считай, что это я тебя наказываю», «не подчиняйся моим запретам», «не думай о том, чего ты не должен делать».

Оба предписания достаточно категоричны, чтобы адресат побоялся их нарушить — к тому же для него важно сохранять хорошие отношения с партнером по коммуникации.

При этом он не может ни избежать парадокса, ни прояснить, какое из предписаний является истинным — потому что уличение собеседника в противоречии, как правило, тоже приводит к конфликту («Ты мне не доверяешь?», «Ты думаешь, я сам не знаю, чего хочу?», «Ты готов выдумать что угодно, лишь бы мне досадить» и т.д.)

Например, если мать одновременно испытывает и враждебность, и привязанность к cыну и в конце дня хочет отдохнуть от его присутствия, она может сказать: «Иди спать, ты устал. Я хочу, чтобы ты уснул».

Эти слова внешне выражают заботу, но на самом деле маскируют другой посыл: «Ты мне надоел, убирайся с глаз моих!» Если ребенок правильно понял подтекст, он обнаруживает, что мать не хочет его видеть, но зачем-то обманывает его, симулируя любовь и заботу.

Но обнаружение этого открытия чревато гневом матери («Как тебе не стыдно обвинять меня в том, что я тебя не люблю!»). Поэтому ребенку проще принять как факт то, что о нем заботятся таким странным образом, чем уличить маму в неискренности.

Невозможность фидбека

В разовых случаях подобное проделывают многие родители, и это далеко не всегда приводит к серьезным последствиям.

Но если такие ситуации повторяются слишком часто, ребенок оказывается дезориентирован — для него жизненно важно правильно реагировать на сообщения мамы и папы, но при этом он регулярно получает два разноуровневых месседжа, один из которых отрицает другой.

Через какое-то время он начинает воспринимать такую ситуацию как привычное положение дел и пытается к ней приспособиться. И тут-то с его гибкой психикой происходят интересные изменения.

Индивид, выросший в таких условиях, может со временем совсем потерять способность к метакоммуникации — обмену уточняющими сообщениями по поводу коммуникации. А ведь обратная связь — важнейшая часть социального взаимодействия, и множество потенциальных конфликтов и неприятных ошибок мы предотвращаем фразами вроде «Что ты имеешь в виду?», «Почему ты это сделал?», «Я правильно тебя понял?».

Потеря этой способности приводит к полной неразберихе в общении. «Если человеку говорят: “Чем бы ты хотел заняться сегодня?”, он не может правильно определить по контексту, по тону голоса и жестам: то ли его ругают за то, что он сделал вчера, то ли к нему обращаются с сексуальным предложением… И вообще, что имеется в виду?» — приводит пример Бейтсон.

Чтобы хоть как-то прояснить окружающую реальность, хроническая жертва двойного послания обычно прибегает к одной из трех базовых стратегий, которые и проявляются как шизофренические симптомы. Первая — буквальная трактовка всего, что говорится окружающими, когда человек вообще отказывается от попыток понять контекст и рассматривает все метакоммуникативные сообщения как недостойные внимания.

Второй вариант — прямо противоположный: пациент привыкает игнорировать буквальное значение посланий и ищет во всем скрытый смысл, доходя в своих поисках до абсурда. И, наконец, третья возможность — эскапизм: можно попробовать совсем избавиться от коммуникации, чтобы избежать связанных с ней проблем.

Но и те, кому повезло вырасти в семьях, где принято выражать свои желания предельно ясно и однозначно, не застрахованы от двойных посланий во взрослой жизни.

К сожалению, это распространенная практика в общении — в первую очередь, потому, что у людей нередко возникают противоречия между представлениями о том, что они должны чувствовать/ как они должны себя вести и тем, что они делают или чувствуют на самом деле.

Например, человек считает, что для того, чтобы «быть хорошим», он должен проявлять к другому теплые эмоции, которых на самом деле не испытывает, но боится это признать. Или, наоборот, у него появляется нежелательная привязанность, которую он считает долгом подавлять и которая проявляется на невербальном уровне.

Транслируя номинальное сообщение, противоречащее реальному положению дел, спикер сталкивается с нежелательной реакцией адресата, и не всегда может сдержать свое раздражение. Адресат, в свою очередь, оказывается в не менее дурацком положении — вроде бы он действовал в полном соответствии с ожиданиями партнера, но вместо одобрения его наказывают непонятно за что.

Путь к власти и просветлению

Свою идею о том, что именно двойное послание вызывает шизофрению, Бейтсон не подкреплял серьезными статистическими исследованиями: его доказательная база строилась в основном на анализе письменных и устных отчетов психотерапевтов, звукозаписях психотерапевтических интервью и показаниях родителей пациентов-шизофреников. Однозначного подтверждения эта теория не получила до сих пор — согласно современным научным представлениям, шизофрения может быть вызвана целой совокупностью факторов, начиная с наследственности и заканчивая проблемами в семье.

Но концепция Бейтсона не только стала альтернативной теорией происхождения шизофрении, но и помогла психотерапевтам лучше разбираться во внутренних конфликтах пациентов, а также дала толчок к развитию НЛП.

Правда, в НЛП «двойное послание» трактуется немного иначе: собеседнику представляет иллюзорный выбор из двух вариантов, из которых оба выгодны спикеру.

Классический пример, перекочевавший в арсенал менеджеров по продажам — «Вы будете расплачиваться наличными или кредиткой?» (о том, что посетитель может вообще не сделать покупки, и речи не идет).

Впрочем, сам Бейтсон считал, что double bind может быть не только средством манипуляции, но и вполне здоровым стимулом к развитию. В качестве примера он приводил буддистские коаны: мастера дзен часто ставят учеников в парадоксальные ситуации, чтобы вызвать переход на новую ступень восприятия и просветление.

Отличие хорошего ученика от потенциального шизофреника — в способности решить задачу творчески и увидеть не только два противоречащих друг другу варианта, но и «третий путь».

В этом помогает отсутствие эмоциональных связей с источником парадокса: именно эмоциональная зависимость от близких людей часто мешает нам подняться над ситуацией и избежать ловушки двойного послания.

Источник: https://theoryandpractice.ru/posts/8347-double-bind

Дабл-байнд (двойные послания) в семейной системе с абьюзом

Двойное послание, двойная связь (англ. double bind) — концепция, разработанная Грегори Бейтсоном и его сотрудниками, описывающая коммуникативную ситуацию, в которой субъект получает взаимно противоречащие указания, принадлежащие к разным уровням коммуникации.

Субъект, получающий двойное послание, воспринимает противоречивые указания или эмоциональные послания на различных коммуникативных уровнях: например, на словах выражается любовь, а параллельное невербальное поведение выражает ненависть; либо ребёнку предлагают говорить свободно, но критикуют или заставляют замолчать всякий раз, когда он так делает.

При этом «индивид не имеет возможности высказываться по поводу получаемых им сообщений, чтобы уточнить, на какое из них реагировать, то есть он не может делать метакоммуникативные утверждения». Субъект также не способен прекратить общение, выйти из ситуации.

Источник директив является значимым для субъекта, а неспособность выполнить эти противоречивые директивы наказывается (например, прекращением выражения любви к ребёнку). (с) Википедия

Дабл-байнд (double bind) – это ситуация «тройного капкана», в которой человек получает от значимого лица два противоположных друг другу послания, сопровождающихся третьим посланием, запрещающим — как осознавать наличие противоречия в этих посланиях, так и сообщать (заявлять) об этом.(с)

Почему она не ушла? САМАДУРАВИНОВАТА!

Человек, попавший в абьюз, сам не может ответить на вопрос: «Почему не ушел?» Самый быстрый ответ: потому что попал в фабулу безумия личности с патологией психики. Погружался туда медленно, а чтобы не всплыл, был опутан дабл-байндами — двойными посланиями.

Двойные послания люди в своей жизни получают не так уж и редко.Но, если у человека была нормальная, а не дисфункциональная родительская семья, он обычно таким посланиям может противостоять (когнитивный диссонанс тогда в своей голове слышен сразу).

На постсоветском пространстве не про многие семьи можно сказать, что они не имеют дисфункцию (причины: алкоголизм, раскулачивание, войны, гулаг, строительство коммунизма, демографическая ситуация с мужчинами и т.д).

Поэтому, практически все мы получали двойные послания в детстве; женщины много чаще мужчин (гендерная социализация девочек «тыжедевАчка»).

Человек не уходит из абьюза при первых звоночках именно по причине дабл-байндов. Это потом уже запускаются такие механизмы, как идентификация с агрессором, Стокгольмский синдром и организм начинает функционировать по принципу биполярного расстройства.*

* Причинами биполярного расстройства часто называют частые стрессовые ситуации. Хотя на сегодняшний день причины не установлены.

Если дабл-байнды срезонировали с дабл-байндами, сделанными родителям, то шансы вырваться при первых звоночках — нулевые. Про дабл-байнды очень важно знать, чтобы прекратить рвать на себе волосы винить себя за то, что вы не разглядели абьюзера сразу.

Как работают дабл-байнды?

Когда партнер или родитель хочет поддерживать с вами связь, но не испытывает к вам чувство любви, то он вынужден имитировать любовь и позитивное отношение к вам. Тогда мы и получаем от такого партнера или родителя двойные послания.

Мы инстинктивно тянемся к человеку, которого любим, сближаемся с ним, максимально открывая границы своей личности. Но нелюбящий человек (а абьюзеры в принципе не способны любить…

не только вас лично, а вообще) не выносит сближения, начинает действовать механизм отталкивания, который не может проявиться в прямой и недвусмысленной форме и маскируется каким-нибудь косвенным способом: в придирках по любому случайному поводу; находится какой-нибудь недостаток, вы всегда оказываетесь в чем-нибудь виноваты; или ваша любовь объявляется неискренней, потому что вы не сделали того или другого. Так вами воспринимаются противоположные сообщения, выражающие притяжение и отталкивание, и обычно на разных логических уровнях: притяжение выражается в более простой и прямой форме, а отталкивание – в более сложном, замаскированном виде, с помощью несловесной коммуникации или рассуждений, ставящих под сомнение вашу любовь к партнеру или абьюзеру.

по материалам http://modernproblems.org.ru/philosofy/98-double.html

Чем опасны дабл-байнды?

Грегори Бейтсон считал двойные послания основой для развития шизофрении. Очень высокие риски имеют люди со слабой личностной структурой, низкой жизненной энергией, не имеющие или утратившие способность сопротивляться лицемерию абьюзера.

(Помним, что даже если до абьюза предыдущие слова не о вас, то после длительно психотравмирующей ситуации они вполне могут стать описательными характеристиками вашей личности).

Здоровая реакция на дабл-байдинги — сопротивление.

Для того, чтобы «выцепить» из потока взаимодействия с другим человеком двойные послания с противоречивыми требованиями, неоходимо иметь развитое критическое мышление, интуицию и отсутствие паралича в сфере чувств.

А самое главное, и не выполнимое в обычных отношениях: у вас не должно быть зависимости от партнера или родителя: ни эмоциональной, ни экономической.

Маркером дабл-байндов, являющихся непременным атрибутом абьюза, является запрет комментировать поведение партнера или родителя (про родителей даже речи нет — они ВСЕГДА правы!:-)) Запрет может быть прямым, или выражаться в угрозах покинуть вас, совершить суицид, заболеть, сойти с ума и т.п.

Когда вам отказано в праве сопротивляться через банальное комментирование поведения партнера, через попытки выстроить диалог, происходит подавление способности различать сигналы, обозначающие характер коммуникации, что и составляет зачаток шизофрении.

Чем дольше абьюз и газлайтинг через дабл-байнды, тем ниже ваша способность различать логические типы сообщений не только в отношениях с партнером, но и вообще.

Если у вас есть сомнения в том, стоит ли рвать отношения детей с родителем-абьюзера, сходите по вышеуказанной ссылке.

(Моя статья частичный плагиат, но с другой расстановкой акцентов.)

Дополнительно рекомендую почитать про искусственную шизофренизацию сознания http://www.kara-murza.ru/books/sc_b/sc_b99.htm.

Сейчас, когда подведены итоги многих исследований массового сознания в годы перестройки, психологи ввели в оборот термин искусственная шизофренизация сознания. Шизофрения (от греческих слов schizo расщепляю + phren ум, рассудок) — это расщепление сознания.

Один из ее характерных симптомов — утрата способности устанавливать связи между отдельными словами и понятиями. Это разрушает связность мышления. Ясно, что если удается «шизофренизовать» сознание, люди оказываются неспособными увязать в логическую систему получаемые ими сообщения.

Их рассуждения становятся некогерентными. (с)

Именно через механизм двойных посланий происходит «оболваниевание» жертвы абьюзера, что потом называют «приворожил», «парализовал волю», «сама не понимаю, что на меня нашло», «раньше я ничего подобного не делала» и т.п.

Двойными посланиями могут быть не только слова, но и расхождение между декларируемыми ценностями и поступками, умалчивание правды (скрытая ложь), сплетни о вас (в глаза одно, за глаза другое), демонстрация во внешней среде поведения, отличающегося от «домашнего», др.

Двойные послания обязательный атрибут семейной системы с абьюзом. Это маркер абьюза.

При восстановлении после ситуации абьюза одной из важных частей работы над собой является выявление дабл-байндов, сделанных родителями и абьюзером (для профилактики от нового абьюза и для нормального воспитания своих детей).

Берегите себя и своих детей!

Источник: https://femina-vita.livejournal.com/35776.html

Двойное послание

В действительности, мы почти ничего не знаем об эпидемиологии душевных заболеваний. Конечно, благодаря Фрейду у нас есть теория неврозов и детских травм. Но что на счёт действительно хардкорных заболеваний вроде шизофрении?

По поводу неё существует множество неподтверждённых гипотез. Для шизофрении характерно нарушение соотношения нейромедиаторов, что может указывать на нейрофизиологические причины.

С другой стороны, часто оказывается, что больные шизофренией далеко не первые в своём роду с психическими заболеваниями, что говорит в пользу генетической предрасположенности.

Кроме того, обнаружено довольно много схожих черт в семьях шизофреников, что может говорить о детских травмах и нарушениях в процессе воспитания.

Многие психиатры считают, что все эти факторы вносят свою лепту и накапливаются, в определённый момент переходя критическую отметку. Однако существует довольно изящная теория шизофрении, объясняющая как специфику семейной ситуации, так и фактор наследственности.

В 50-х годах британский антрополог Грегори Бейтсон, возглавлявший в то время исследовательскую группу психиатров в Пало-Альто, сформулировал теорию «двойного послания» (double bind). Согласно Бейтсону, шизофрению вызывает особая форма коммуникации.

Иными словами, шизофрения может передаваться через особого рода сообщения. Как правило, это происходит в рамках семьи, и гипотетически она может поражать целые генеалогические ветви. Но не стоит забегать вперёд.

Прежде нужно понять, что же собой представляет двойное послание и как оно работает.

Бейтсон делится одним своим интересным наблюдением, которое и натолкнуло его на идею двойного послания. Однажды он сам отводил одного из своих пациентов домой повидаться с матерью, а после должен был его забрать. И вот как он вспоминает о той встрече:

Я как-то обсуждал с пациентом его мать и предположил, что она должна быть довольно перепуганным человеком. Он сказал: «Да». Я спросил: «Чем она перепугана?» «Неослабительной бдительностью» — ответил он точным неологизмом.

Красивая искусственная пластмассовая растительность расположена точно по центру драпировки. Два китайских фазана расположены симметрично. Настенный ковёр именно там, где ему следует быть.

Появилась его мать, и я почувствовал себя в этом доме несколько дискомфортно. Он не появлялся здесь уже пять лет, но казалось, что всё идёт хорошо, поэтому я решил оставить его и вернуться, когда придёт время возвращаться в больницу. Так я оказался на улице, имея совершенно пустой час, и стал думать, что бы мне хотелось сделать с этой обстановкой.

И как об этом сообщить? Я решил, что хочу привнести в неё нечто одновременно красивое и неаккуратное. Я решил, что больше всего подойдут цветы, и купил гладиолусы. Когда я вернулся забрать пациента, я подарил их его матери со словами, что хотел бы, чтобы в её доме было нечто «одновременно красивое и неаккуратное». «О, — сказала она, — эти цветы вовсе не неаккуратные.

А те, которые завянут, можно обрезать ножницами».

Как я сейчас понимаю, интересным был не столько «кастрационный» характер этого заявления, сколько то, что она поместила меня в положение извиняющегося, хотя я и не извинялся, т. е. она взяла моё сообщение и переквалифицировала его.

Она изменила указатель, маркирующий тип сообщения, и я полагаю, что она делает это постоянно.

Она постоянно берёт сообщения других людей и отвечает на них так, как если бы они были либо свидетельством слабости говорящего, либо нападением на неё, которое нужно превратить в свидетельство слабости говорящего и т. д.

То, против чего пациент ныне восстаёт (и восставал в детстве) — это ложная интерпретация его сообщений. Он говорит «Кошка сидит на столе» и получает ответ, из которого следует, что его сообщение не того сорта, как он сам полагал, когда посылал его.

Когда его сообщение возвращается от неё, его собственный определитель сообщения затемняется и искажается. Она так же постоянно противоречит своему собственному определителю сообщений. Она смеётся, когда говорит нечто, для неё самой совершенно не смешное, и т.

д.

За эту короткую встречу Бейтсон усмотрел лишь один из фрагментов того, что позже он назовёт двойным посланием.

Однако, очевидно, что эта привычка матери к переквалификации сообщений сама по себе приведёт ребёнка к проблемам с маркировкой сообщений, то есть с отнесением сообщений к тому или иному типу, будь то игра, угроза, флирт, юмор или деловое общение. В чисто языковом отношении многие сообщения могут и не различаться.

К примеру, фраза «Я тебя ненавижу» вовсе не обязательно будет выражать ненависть. В зависимости от контекста и сопутствующих сигналов, она может быть частью шутливого игрового общения или флирта. Обычно мы маркируем тип сообщения невербально: жестами, мимикой, интонацией и контекстом произнесения.

Мы не отдаём себе отчёта в том, как именно мы распознаём их смысл. Мы просто схватываем его. Для шизофреника такое схватывание становится невозможным. В результате того, что мать (или кто-то другой) в течение многих лет последовательно сбивала его с толку, он бывает просто не в состоянии распознать тип сообщения.

Бейтсон говорит, что «шизофреник демонстрирует изъяны в трёх областях». Во-первых, он сталкивается с трудностями в приписывании правильной коммуникативной модальности сообщениям, которые он получает от других.

Во-вторых, сообщениям, с которыми он сам обращается к другим. И в-третьих, он так же сталкивается с трудностями приписывания правильной коммуникативной модальности собственным мыслям, ощущениям и восприятиям.

Дальнейшие исследования Бейтосном семейных ситуаций шизофреников привели к выделению более строгих закономерностей в характере общения между членами таких семей.

Форма коммуникации, которую он назвал двойным посланием, обязательно включает в себя два сообщения. Первое может быть выражено вербально и звучать довольно конкретно. Например: «Не делай того-то и того-то, иначе я накажу тебя».

Или: «Если ты не сделаешь того-то и того-то, я накажу тебя».

Второе сообщение всегда противоречит первому и тоже подкрепляется некоторым метафорическим наказанием. Однако описать его сложнее, чем первое, поскольку оно находится на более абстрактном уровне и передаётся, как правило, невербальными средствами. Это может быть тон, поза, жест, значимое действие.

Вербальные его формулировки могут быть довольно разнообразными: «Не считай это наказанием», «Не считай, что это я тебя наказываю», «Не подчиняйся моим запретам», «Не думай о том, чего ты не должен делать», «Не сомневайся в моей любви. Мой запрет является (или не является) ее выражением» и т. д.

Кроме того, «жертва», как правило, не может покинуть поле. Двойное послание работает наиболее эффективно в случае близких отношений или зависимости.

Ребёнок зависит от матери и не может разорвать отношения, осудить её слова и действия или проигнорировать их. Он вынужден как-то реагировать на двойное послание, приспособиться к нему.

Но именно приспособиться к нему, не изувечив при этом свой разум, как раз и невозможно.

К тому же нужно иметь в виду, что двойное послание — это не единичный акт. Для того чтобы оно возымело своё разрушительное действие, оно должно стать повторяющимся опытом, в результате которого оно становится привычным ожиданием. В конце концов, это приводит к тому, что любой фрагмент double bind или намёк на него может вызвать панику или ярость.

Строго говоря, источником двойных посланий в семье не обязательно должна быть мать. Это может быть любой из членов семьи, близко связанный с жертвой.

Бейтсон отмечает, что болеет не один человек, но вся семья является «шизофреногенной системой».

То есть поражены все, но для остальных членов семьи это что-то вроде здорового носительства, и только один будет демонстрировать классические симптомы шизофрении.

Однако в подавляющем большинстве случаев главную роль играет либо мать-одиночка, либо мать, обладающая в семье безраздельной, деспотичной властью. Отец может отсутствовать, либо быть слишком слабым и безразличным, чтобы вмешаться и поддержать ребёнка, застрявшего в противоречиях.

Что касается эмоций матери, то она, по-видимому, испытывает по отношению к ребёнку чувства тревоги и враждебности. Но поскольку эти чувства для неё неприемлемы, она отрицает их, симулируя любовь и заботу, принуждая ребёнка, тем самым относиться к ней как к любящей матери.

На деле это выглядит так, что на приближение ребёнка мать реагирует отчуждением, безразличием или даже некоторой враждебностью, а когда тот отстраняется, реагируя на её поведение, она начинает демонстрировать поддельно любящее и привлекающее поведение.

В этой ситуации ребёнок, если он хочет поддержать свои отношения с матерью (а он хочет этого в любом случае), не может осмелиться расценить её поведение как враждебное, так как сама она этого не признает. То есть ребёнок должен обмануть сам себя и свои чувства.

Бейтсон приводит следующий пример:

Например, если мать испытывает враждебность (или привязанность) к ребёнку и чувствует при этом одновременно потребность отдалиться от него, она может сказать: «Иди спать, ты устал. Я хочу, чтобы ты уснул».

Это высказывание, внешне выражающее заботу, на самом деле направлено на то, чтобы отрицать чувство, которое можно было бы сформулировать так: «Убирайся с глаз моих долой! До чего же ты мне надоел!» Если ребёнок правильно различает метакоммуникативные сигналы матери, то он оказывается перед тем фактом, что она одновременно не хочет его видеть и симулирует любовь, вводя его в заблуждение. Но ребёнок будет «наказан», если научится различать уровни сообщений правильно. Поэтому он скорее примет идею, что он устал, нежели распознает обман матери. Это означает, что он должен обмануть самого себя относительно своего внутреннего состояния, чтобы поддержать мать в этом обмане. Таким образом, чтобы выжить, он должен неправильно различать как свои собственные внутренние сообщения, так и сообщения матери.

Разумеется, контекст сомнения в материнской любви травмирует даже сам по себе, не говоря уже о результате подобной игры с противоречиями в этом контексте. Однако двойное послание может касаться и более бытовых вопросов. Например, мать может предложить ребёнку выбрать нечто самостоятельно, настоять на проявлении им свободной воли.

Ребёнок может отказаться и попросить совета матери, получив наказание в виде упрёка в несамостоятельности, а может попытаться сделать выбор и получить наказание за то, что выбрал что-то не то. Ребёнок проигрывает в этой инфернальной игре в любом случае. Он либо просто не прав, либо прав по неправильным причинам.

Как только он начинает выигрывать, правила игры тут же меняются на противоположные.

Таким образом, в свете теории двойного послания, безумие больше не выглядит как сугубо личная проблема какого-нибудь «психа». Оно скорее приобретает очертания информационного вируса, передающегося от одного разума к другому через общение. Вот только его передача — это довольно длительный процесс, требующий регулярного повторения, и поэтому не столь очевидный.

Исследования Бейтсона показали, что к double bind чувствительны не только люди, но также дельфины и собаки и, вероятно, множество других живых видов. А сфера реализации этих парадоксов выходит далеко за пределы семьи и возможна везде, где передаются сообщения: от федерального законодательства до религиозных традиций.

Источник: http://www.cablook.com/mixlook/dvojnoe-poslanie/

Двойные послания в детстве, ведущие к психической травме

?Newminds (frengs) wrote,
2014-03-11 16:01:00Newminds
frengs
2014-03-11 16:01:00«Думаете ли вы, что Я пришел дать мир земле? Нет, говорю вам, но разделение» (Мат. 10: 34-39)»Только то, что разделено, можно соединить»

Карл Густав Юнг

Бывает так, что близкий человек ведет себя противоречиво и непредсказуемо. В детстве этими единственным близкими людьми являются родители. И так случается, что ребенок растет среди парадоксов типа: «Приказываю тебе не выполнять моих приказов» или «Не разрешаю тебе выполнять мои приказы». То есть ребенку посылаются два невыполнимых требования – одно на вербальном уровне, а другое выражается невербально. Требование обычно посылается в очень эмоциональной форме или в абсолютно неэмоциональной (холодной), но содержит в себе большой эмоциональный заряд.

Это про то, что: говорю одно, делаю или показываю жестом, тоном, позой другое. Желаю одно, а поступаю по-другому. В итоге: хочется как лучше, получается как всегда. Или: почему меня просят быть честным, если меня самого обманывают? Но это в легком варианте и обычное дело.

Однако, противоречивые послания могут быть объемнее, такими, например: на словах я тебя люблю, а невербально – я тебя ненавижу. На словах – ты свободен и делай что хочешь, невербально или косвенными действиями – ты дрянь и будешь делать то, что я скажу.

Ребенку предлагают говорить свободно, но критикуют и заставляют замолчать каждый раз, когда он это делает. Например, каждый раз заставляют замолчать родительским гневом.

Ребенку говорят, что его любят, но всем поведением и эмоциями показывают, что он не нужен, или ему завидуют (за то, что он/она молод, талантлив?), или его ненавидят, или отвергают.
На ребенка могут внезапно агрессивно напасть (к примеру, орут и ругают на него в ответ: никогда не ори на меня, скотина!), могут сильно наказывать за вранье, в то время как сами постоянно обманывают его, посылая двойные послания. Или «желать лучшего», а делать худшее. Запрещать подростковые романы, лишать подростковой спонтанной бунтарской жизни, самопознания, заставляя разными способами рано взрослеть и «вести себя по-взрослому». Требовать достижений, то есть использовать как собственную часть, которой будут восхищаться.

Другими словами, игнорировать уязвимую детскую суть ребенка, его подлинные потребности и желания, не интересуясь его возможными проблемами и внутренним миром. Который — что естественно — будем максимально закрыт иногда не только для родителя, но и для самого ребенка.

То есть бессознательно отвергать его и так далее. Безусловно, ребенок постарается выполнить всё, чтобы его не отвергли, то есть может быть крайне послушным. Либо наоборот, в какой-то момент отношения с родителем становятся на долгое время очень конфликтными.

Могут быть самые разные варианты.

Суть в том, что ребенок здесь – жертва, и он не может защищаться и обвинять родителя в том, что она/он общается с ним с помощью двойных посланий. У него нет возможности понять это интеллектуально, так как двойные послания вовсю посылаются тогда, когда говорить-то толком ребенок еще не умеет.

К тому же родитель — это слишком близкий для него человек, в общении с которым больше чувств, эмоций и зависимости, поэтому даже когда ребенок повзрослел, не вовлекаться в двойные послания трудно.

Разрыв связи — это прямая конфронтация с тем единственным человеком, который на этом белом свете обеспечивает жизнь ребенка.

То есть мягкая конфронтация невозможна, так как есть сильная зависимость и сильные эмоции и чувства. Разрыв отношений тоже затруднителен, так как ребенок слишком мал. Следовательно, покинуть ситуацию мало шансов.

Более вербальные и сложные проявления двойных посланий, когда ребенок уже подросток – это всегда следствие простых и более сильных по своему травмирующему эффекту противоречивых посланий в детстве (люблю – ненавижу, люблю – завидую, люблю — отвергаю, люблю — игнорирую, люблю — боюсь и т.п.).

В полной семье раскачивать психику ребенка, формируя нарциссическое расстройство, пограничную организацию, или закрывать ее в шизоидный мир противоречивыми посланиями могут оба родителя – один противоречит другому. Double bind (двойные послания) повторяется и повторяется, закрепляется, то есть является повторяющимся травматичным переживанием.

И еще раз – вербально одно, невербально (тоном, жестами, действиями) – другое. Другое – потому что у родителя самого был опыт double bind, который он теперь бессознательно воспроизводит.

Выйти из ситуации невозможно, поговорить об этих противоречивых странностях тоже нельзя (например, родитель реагирует гневом, агрессией, обидой или избеганием общения).

В контексте двойных посланий мы можем говорить о самых разных видах характера и психической организации: шизоидном, нарциссическом, истероидном, пограничной организации.

Когда ребенка любят-ненавидят, соблазняют-наказывают, когда ребенка любят-завидуют, используют для самовосхваления, отвергая глубинные живые потребности и уязвимость.

И хотя психика структурируется постепенно и в течение многих лет жизни, здесь речь идет о спектре достаточно ранних расстройств (с начала жизни ребенка и до 1,5-2-х летнего периода жизни ребенка).

Итогом может быть уход в себя, в интровертированный мир, невозможность выстраивать связи с другими людьми. Однако, чаще наоборот — уход в интеллект, в активную постоянную деятельность без передышки, при достаточно успешной внешней жизни, вполне экстравертной. Тут часто можно услышать: «какая взрослая» или «какой взрослый», имея ввиду зрелость не по годам.

Возможно, в аутоагрессию, сильный гнев, внутреннее напряжение, которое проявляется как психически во снах (пугающие, преследующие, раскалывающие, разрезающие уничтожающие, насилующие образы), так и соматически.

Будто говорит в какой-то момент, часто неожиданно пришедший и переломный: не позволю двигаться дальше и развиваться! Иногда завлекает в кризис — тот самый жестокий и карающий «Внутренний критик».

Это могут быть перепады настроения, появление энергии и через какое-то время сильное опустошение.

Это про бесчувственность, слабые чувства и сильное компенсаторное мышление. Или очень сильные чувства.

Это – исключительная независимость. Или наоборот, желание созависимых отношений, стремление идеализировать и вовлекаться в трудные отношения.

Вовлечение в неадекватные ситуации и отношения с резкими чувствами, приближением-отвержением, внезапными разочарованиями в человеке. Или избегание близких связей и контактов.

Это может быть внутреннее одиночество, такая вечная зима, когда за окном – весна, при том что внешне оно практически не проявляется (при успешной карьере, активности и т.д.).

Иногда это очень трудно выразить — чувство, что внутри чего-то постоянно не хватает. При том, что всё есть.

Это могут быть страхи, или привычка воспринимать все буквально, так как проекции на внешний мир — людей, события — сильны и прочно связаны с внутренним состоянием человека. Глубинно это боязнь будущего развития, возможно, это постоянные мысли о будущем в негативном свете.

Жизнь превращается из самоотдачи и восполнения, свободы и витальности в постоянную систему самосохранения с повышенным требованием безопасности. Все, что близко, интимно, или не удается увидеть буквально (например, новые отношения, возможности или будущее) – сразу у человека включается «restricted area». Запретная зона, проход запрещен. Не трожьте. Отвергну.

Или убегу-закроюсь. Или приближу, а потом — накажу. Или каждый раз разочаруюсь, а может никто и не нужен?

Конечно, и такое встречается достаточно часто. Снова повторю: родители сами когда-то могли жить среди двойных посланий, теперь проигрывая их собственное прошлое. Здесь нет виновных, а есть просто передача: называют её трансгенерационной, то есть проходящей через поколения.

Юнг называл такой семейный характер передачи «проклятием Артридов», взяв за пример персонажей из греческой мифологии. Поэтому можно сказать, что сложный период или ситуация — это этап развития на пути человека.

Вопрос в том, насколько постоянно такое происходило? Насколько сильно это повлияло? И, главное, продолжает влиять на человека, удерживать его в той ситуации, уже повзрослевшего, и требовать как бы «перезапуска» той рассогласованности двойными посланиями через разные виды трудностей, ситуаций, симптомов, дискомфорта и т.д.

«Перезапуска» — в надежде дополнить недостающее и двигаться дальше. Если угодно, разгадать то самое «проклятие», где ключом к разгадке будет кризисная ситуация.

Это то, что является центральным для проживания, прочувствования, проработки в психотерапевтическом пространстве. В безопасных, новых, доверительных отношениях с четкими границами, с желанием освободиться. В близких отношениях без двойных посланий для полной, сложной, разной и свободной жизни.

Михаил Петрушин, аналитический психолог

Источник: https://frengs.livejournal.com/43239.html

Шизофреногенная мать / Double bind (двойное послание, двойная связь)

SCH

Чем вызывается шизофрения?

Причины в детстве шизофреника, в его семейном окружении.

Как показало детальное изучение «шизогенных» семей, плохо вяжется с обычным представлением о материнской любви.

В таких семьях мать «вгоняет» ребенка в шизофрению с помощью точно описанного механизма, который Бейтсон назвал

«двойной связкой».

Прежде всего, надо расстаться с иллюзией, будто все матери любят своих детей.

Психологи заметили, что значительная доля матерей в действительности перестает любить своих детей в возрасте 5-6 лет.

Эрих Фромм описывает в своей книге «Искусство любить» истерическое поведение таких матерей, выражающих в бурных сценах ненависть к своим детям, и советует верить этим чувствам.

Объяснение, по Конраду Лоренцу, состоит в том, что общий всем приматам материнский инстинкт угасает, когда дети достигают указанного возраста.

Но у человека воспитание ребенка втрое дольше, поскольку развитие мозга гораздо сложнее; это явление – так называемая неотения – привело к возникновению другого, чисто человеческого инстинкта материнской любви, действующего в течение всей жизни.

Механизм этого сравнительно молодого вторичного инстинкта, как это всегда бывает в эволюции, менее надежен, чем действие древних инстинктов, и «включение» его после «выключения» первичного инстинкта часто не срабатывает.

В таких случаях матери и в самом деле не любят своих детей, хотя по социальным причинам вынуждены изображать отсутствующее у них чувство.

Конечно, эти несчастные женщины не понимают подсознательных процессов, о которых идет речь, но попытки обмануть подсознание к добру не ведут.

Другая причина, мешающая развитию материнской любви, – это нелюбовь к мужу, сознательная или нет, которая сплошь и рядом переносится на ребенка.

Double bind (двойное послание, двойная связь)

— ключевая концепция в теории шизофрении, разработанная Грегори Бейтсоном.

Логическим ядром double bindследует считать парадоксальное требование,

основанное на двух противоречивых командах, либо на командах разного логического уровня. Примером такого требования может служить команда:

«Молчать я сказал! Я тебя спрашиваю?» (противоречивость) или «Копать от забора и до обеда»

(разные логические уровни).

Мать, не любящая своего ребенка, но вынужденная имитировать отсутствующее чувство, представляет гораздо более частое явление, чем принято думать.

Она не выносит сближения с ребенком, но пытается поддерживать с ним связь, требуемую приличием. Ребенок, нуждающийся в материнской любви, инстинктивно тянется к матери, поощряемый ее словесным обращением.

Но при физическом сближении у такой матери начинает действовать механизм отталкивания, который не может проявиться в прямой и недвусмысленной форме и маскируется каким-нибудь косвенным способом: мать придирается к ребенку по любому случайному поводу и отталкивает его, высказывая это на более абстрактном уровне, чем первичный уровень «материнской любви».

У ребенка находится какой-нибудь недостаток, он всегда оказывается в чем-нибудь виноват; например, его любовь к матери объявляется неискренней, потому что он не сделал того или другого.

Таким образом, ребенок воспринимает противоположные сообщения, выражающие притяжение и отталкивание, и обычно на разных логических уровнях: притяжение выражается в более простой и прямой форме, а отталкивание – в более сложном, замаскированном виде, с помощью несловесной коммуникации или рассуждений, ставящих под сомнение его любовь к матери.

Складывающийся таким образом стереотип связи между матерью и ребенком продолжается и тогда, когда ребенок идет в школу. Внушения матери в таких случаях тоже имеют двойной характер: на низшем уровне мать внушает ему, что он не должен драться с Петей, Васей и т.п., а на высшем, более абстрактном уровне – что он должен «защищать свое достоинство», «не давать себя в обиду», и т.д.

Конечно, во всех случаях ребенок оказывается виновным, поскольку он не исполняет либо первого, прямого внушения, либо второго, косвенного. Этот конфликт между двумя уровнями общения, при котором ребенок «всегда виноват», и называется двойной связкой.

Открытый таким образом механизм двойной связки вовсе не ограничивается отношениями между матерью и ребенком, но представляет весьма распространенную патологию человеческого общения.

На бытовом уровне концепция Double bind широко проявляет себя в семейных отношениях и может проявляться как несоответствие между сообщениями вербального характера и сообщениями, посылаемыми невербально.

Например, часто встречающаяся ситуация в российских семьях, когда ребенок совершил проступок и мать говорит: «Молодец!», при этом невербально (мимикой, интонацией) выражая порицание.

При этом, для возникновения действительного двойного послания необходимо соблюдение ряда условий: Человек, получающий двойное послание, воспринимает противоречивые указания или невербальные послания на различных уровнях коммуникации. К примеру: на словах выражается любовь, а невербально выражается ненависть; Ребёнку предлагают говорить свободно, но всякий раз, как он это начинает делать, его заставляют замолчать. Смена контекста, возведенная в систему.

Иначе говоря — всякий раз, когда человек, получающий двойное послание, стремится оправдаться перед манипулятором, тот меняет тему.

К примеру: Жена упрекает мужа, что тот давно не дарил ей подарков, (указывая на продолжительность времени, когда она не получала от него подарков). На что он справедливо замечает, что подарил ей цветы неделю назад.

В ответ супруга меняет контекст сообщения, упрекая его в том, что цветы — это не подарки или, что неделю назад был праздник, а ей хочется получать подарки и просто так. Человек, получающий двойное послание, не способен прекратить общение.

Пример: мать требует, чтобы сын прекратил молчать и реагировал на двойное послание, которое она ему адресует. Неспособность выполнить противоречивые директивы наказывается (например: угрозами о прекращении любви или разрывом отношений).

Таким образом, вышеперечисленные условия создают систему отношений, в которых жертва всегда становится шизофреником, а такие семьи Бейтсон называет шизофреногенными.

Ребенок из такой семьи, повзрослев, выстраивает отношения в своей семье по образу и подобию семьи своих родителей. Типично, шизофреник стремится скрыть в своих сообщениях все, что так или иначе указывает на отношения между ним и лицом, к котоpомy оно адресуется.

Шизофреники обычно избегают местоимений пеpвого и второго лица, стремясь к обобщениям

(мы, наше, с нами).

Часто они говорят о себе в терминах второго лица (ты, вы), когда повествуют о себе или своих ощущениях, так, будто стремятся спрятаться, исчезнуть, быть незаметными для слушателя.

Они избегают сообщать о том, какого рода сообщение они передают — буквальное или метафорическое, ироническое или прямое. На прямые вопросы о том, что конкретно они имеют ввиду, они часто отвечают «Неужели не понятно?», «Ну вы же должны меня понимать», «Надо будет — поймешь» и так далее.

Похоже, что они затрудняются со всеми сообщениями и значимыми действиями, подразумевающими близкий контакт между собой и другими, но остро в этом нуждающиеся.

Они стремятся избегать всего, что дало бы возможность другому рационально интерпретировать их слова.

Повторяющийся опыт наказания приведет к такому привычному поведению индивидуума, словно он ожидает такого наказания и активно пытается его избежать Суммировав вышесказанное, можно сказать, что шизофреник общается так, как будто он ожидает наказания всякий pаз, когда он показывает, что считает себя правым в своем видении ситуации.

Исходя их исследований Бейтсона вытекает положение о том, что этот страх — является опытом получения наказания именно за свою правоту в видении контекста в раннем детстве.

Концепция Двойного послания предполагает, что повторяющийся опыт наказания приведет к такому привычному поведению индивидуума, словно он ожидает такого наказания..

по разным источникам http://www.schiza.org/viewforum.php?f=114

Источник: http://psyholog.umi.ru/zapisi/shizofrenogennaya_mat/